Я рассматриваю кабину в прицел, узнаю пассажира, сидящего в ней.
Целюсь ему в голову и мягко нажимаю на спуск. Винтовка гулко рявкает, лягается в плечо, на лобовом стекле появляется дыра и трещины, машина останавливается.
Я тихо опускаюсь за верхушки кустов и, пригнувшись, отбегаю от дороги.
Все. Вот так быстро и просто.
Но это было чуть позже. А вначале меня уволили.
Я стою на балконе своей квартиры. Курю перед раскрытым окном.
Передо мной привычный вид на ухоженный двор московского спального района. С парковкой, забитой неплохими машинами, с детской площадкой, чистыми тротуарами, ухоженными газонами и ровно обрезанными на высоте в пять метров деревьями.
Стряхиваю пепел. Тяжелая пепельница из прессованного хрусталя, сделанная еще в советские времена, стоит на широком пластиковом подоконнике.
Я очень устал. Очень. Наверное, когда-нибудь я перешагну этот подоконник. Восьмой этаж – это достаточно надежно.
Когда-нибудь, но не теперь. Сегодня я еще найду силы, и проживу этот дерьмовый день до конца, а потом начну что-то делать, чтобы стало лучше. Сегодня я еще найду силы, но когда-нибудь их у меня не останется. Потому что с каждым разом сил все меньше.
Гашу окурок в пепельнице. Я много курю. В офисе меня ограничивал запрет, курить можно было не чаще, чем раз в час. Выход в курилку фиксировался электронным пропуском: куришь чаще – получишь штраф. Дома меня ничто не ограничивает, поэтому в рабочие дни я выкуривал по две пачки, а сидя дома – почти по три.
Надо бы сделать кофе. Кофе я тоже пью много, очень много. На работе приходилось делать напиток в кофемашине. Он хорош, но в нем нет души. Он всегда одинаков, я не могу приготовить его по своему вкусу или изменить под настроение. Моих коллег такой кофе устраивал. Они привыкли пользоваться стандартными вещами, которые не ими сделаны, не задумываясь о том, что находится у этих вещей «под капотом». Я чувствую себя мамонтом среди этого офисного стада с новенькими гаджетами. Мне уже сорок один.
Дома я варю кофе в турке. В последние годы мы покупаем один и тот же сорт, килограммовыми пачками, в зернах. Не из дорогих, хотя и не дешевый. У него мягкий вкус колумбийского кофе, его не нужно портить сахаром.
Иду на кухню. По дороге надеваю большие беспроводные наушники и включаю «Stairway to heaven». Когда-то я тоже, как и леди из песни, думал, что все магазины откроются передо мной. Я надеялся, что мои способности и труд позволят мне получить свою лестницу в небо. Я думал так еще лет пять назад. Сейчас я понимаю, что одним трудом и талантом в небожители не поднимешься. Нужно что-то еще, и этого чего-то у меня нет, и уже не будет.