Считалось, что на самом деле все работы, опубликованные под именами Каррер, Эллис и Эктон Белл, были написаны одним человеком. Я стремилась исправить эту ошибку несколькими словами оговорки в предисловии к третьей редакции «Джейн Эйр». Эти слова, как оказалось, также не завоевали общего доверия и сейчас, и по случаю переиздания «Грозового перевала» и «Агнес Грей»1 мне посоветовали определить, как по-настоящему обстоит дело.
В действительности я полагаю, что время неясности, сопутствующее этим двум именам – Эллис и Эктон – ушло. Маленькая тайна, которая прежде уступала некоему безвредному удовольствию, больше не интересна, обстоятельства изменились, и тогда моим долгом стало вкратце объяснить источник авторства книг, написанных Каррером, Эллисом и Эктоном Беллами.
Около пяти лет назад2 две мои сестры и я после довольно длительного периода разлуки воссоединились дома. Мы жили в удалённом óкруге, где образование давало небольшое развитие и где у нас, следовательно, не было стимула искать социальные связи за пределам нашего домашнего круга, мы всецело полагались сами на себя и друг на друга, на книги и учёбу, чтобы скрасить свою жизнь и чем-то себя занять. Высочайший стимул, как и главное жизненное удовольствие, знакомое нам с детства, лежал в попытках литературных сочинений; раньше мы показывали друг другу наши произведения, но в последние годы эта привычка советоваться и общаться сошла на нет; и поэтому мы не достигли вершины духовного развития, как могли бы, действуя сообща.
Однажды осенью 1845 года я случайно обнаружила значительное количество стихов в рукописях моей сестры Эмили. Конечно же, я не была удивлена, зная, что она умела и писала стихи. Я просмотрела их все и что-то большее, чем удивление, охватило меня, – глубокое убеждение, что это не были ни обычные излияния, ни всё то, что обычно пишут поэтичные женщины. До моего слуха они донесли особенную музыку – дикую, меланхоличную и возносящую.
Моя сестра Эмили не была человеком с распахнутой настежь душой, в закоулки ума и чувств которого могли бы бесцеремонно вторгаться даже самые близкие и дорогие люди. Долгие часы ушли у меня на то, чтобы примирить её со сделанным мною открытием, и целые дни, чтобы убедить, что такие стихи заслуживали публикации. Я знала, однако, что в таком уме, как у неё, обязательно должна была присутствовать тайная искра благородных амбиций, и отказалась от своих попыток, чтобы не отбить охоту раздуть эту искру в пламя.
