Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
Федор Тютчев, 1869 г.
«Все, что мы делаем, эхом отзовется в вечности!»
Максимус Децимус Меридий, более известный как гладиатор по прозвищу Испанец
Косые солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь узкие бойницы жалюзи, теряли последние силы в бесплодной атаке на полумрак комнаты. Те же немногие лучи, которым удалось прорвать оборону, погибали на подступах к массивному креслу, окутанному сумраком, как темным покрывалом. И только редкие всполохи сигарных затяжек, позволяли предположить очертания человеческой фигуры, сидящей в кресле. Завсегдатай шумных салонов, джентльмен и – в недалеком прошлом – отважный бригадный генерал, он очень ценил свое одиночество и любил отдыхать в полумраке. Лишь один человек имел право нарушить уединение генерала, неприкасаемое ни для жены, ни для детей, ни даже для самого президента. Седой негр в аккуратном сером мундире военного образца, хотя и без знаков различия, без стука приоткрыл дверь библиотеки.
– Масса Уэйд, тут к вам штатские из газеты. Мне их выгнать или вы сами справитесь?
– Спасибо Рэнсом, – улыбнулся человек. – Я пройду в кабинет, проведи господ из газеты туда.
Дворецкий удалился так же бесшумно, как и появился, а из кресла поднялся и прошел к выходу высокий, массивный человек в светло-сером сюртуке. Продолжая попыхивать сигарой, мужчина неторопливо поднялся на второй этаж, прошел в одну из комнат и, остановившись у стола, коротко позвонил колокольчиком. Не прошло и минуты, как двери кабинета открылись, и в сопровождении дворецкого в комнату вошли двое мужчин, внешне похожих на рекламу магазина готовой одежды. Один из них нес на плече массивную треногу, накрытую черным покрывалом, из-под которого выглядывал объектив камеры ферротипа.
– Господа! Генерал-майор армии Конфедеративных Штатов Америки Уэйд Хэмптон III!
Дворецкий сделал шаг в сторону, пропуская репортеров в кабинет, и вытянулся во фрунт.