Проснувшись, я услышал, как теплый ветер позвякивает жалюзи на открытом окне, и решил, что это Сторми, но ошибся.
Дующий из пустыни ветер чуть-чуть пах розами, которые еще не расцвели, а в основном пылью: уж она-то цветет в Мохаве двенадцать месяцев в году.
Осадки в нашем городке Пико-Мундо выпадают только короткой зимой. Но в эту теплую февральскую ночь природа нас дождем не порадовала.
Я надеялся услышать затихающий раскат грома. Но если гром и разбудил меня, то прогремел он во сне.
Задержав дыхание, я прислушался к тишине и почувствовал, что тишина прислушивается ко мне.
На электронных часах, которые стояли на прикроватном столике, высвечивалось время – 2.41.
Поначалу я подумал, а не остаться ли мне в кровати. Но, увы, теперь я сплю уже не так хорошо, как в молодости. Мне двадцать один год, и я сильно постарел с тех пор, как мне было двадцать.
В полной уверенности, что в комнате я не один, ожидая найти двух Элвисов, наблюдающих за мной, одного – с озорной улыбкой, второго – с озабоченным лицом, я сел и зажег лампу.
В углу обнаружился только один Элвис: из картона, в человеческий рост, часть декораций, которые стояли в фойе кинотеатра на премьере фильма «Голубые Гавайи». В гавайской рубашке и с гирляндой цветов на шее, он выглядел уверенным в себе и радостным.
В 1961 году ему было чему радоваться. На «Голубые Гавайи» народ валил валом, альбом в чартах поднялся на первую строку. В тот год у него вышло шесть золотых пластинок, включая песню «Не могу не влюбиться», и он сам влюбился в Принциллу Больё.
Чему он радовался меньше, так это отказу, по настоянию его менеджера, Тома Паркера, от главной роли в «Вестсайдской истории» в пользу посредственного фильма «Иди за этой мечтой». Глейдис Пресли, его любимая матушка, уже три года как умерла, но он по-прежнему остро чувствовал эту тяжелую для него утрату. Ему исполнилось лишь двадцать шесть, но у него уже возникли проблемы с лишним весом.
Картонный Элвис улыбается всегда. Вечно молодой, неспособный на ошибку или сожаление, нечувствительный к горю, незнакомый с отчаянием.
Я ему завидую. Моего картонного двойника, каким я когда-то был и каким уже никогда не стану, увы, нет.
Свет лампы открыл присутствие еще одного персонажа, который, судя по всему, некоторое время наблюдал за мной, терпеливо ждал, когда я проснусь, хотя по лицу чувствовалось, что времени у него в обрез.
