Вершины холмов были похожи на врастающие в землю купола православных храмов, и зарождающийся где-то вдалеке заунывный звон колокола отрешенно возносился к охладевшим ко всему земному небесам поминальным плачем по живым и заупокойной песнью по мертвым.
Обугленные деревья, окружавшие сожженные усадьбы хуторян, источали тлен пожарищ; птицы кричали голосами умерщвленных душ, а все дороги, откуда бы они ни исходили и куда бы ни вели, слезились на солнце соленым потом воинов и чумаков и проступали тоской прощальной поступи окровавленных невольничьих ног.
По мере того как отряд князя Одара-Гяура втягивался в лесистую гряду холмов, умолкали закованные в сталь и отчаянное мужество воины; затихало ржание и фырканье лошадей, глуше становился перестук их копыт.
На склонах котловины, по которой двигался отряд, то здесь, то там появлялись обезумевшие от ран и страха, облаченные в какие-то полуистлевшие рубища люди, чтобы, завидев отряд, тотчас же исчезнуть в кустарниках и оврагах.
Прямо на вершине кремнистой горы, восставшей посреди котловины, вдруг, словно сброшенная из небес, возникла пылающая повозка. Ошалевшие кони понеслись на отряд, и ринувшиеся им навстречу воины едва сумели остановить их частоколом тяжелых пик и ударами длинных мечей.
Не в силах преодолеть плотину из лошадиных крупов и человеческих тел в безрукавных татарских тулупах и легких казачьих жупанах, речушка вышла из берегов и потопно поглощала камышовые заводи, усеянные камнями окрестные луга и древние, поросшие густым лозняком руины.
Увидев загаченную телами переправу, Гяур приказал пятерым дозорным обогнуть крутой, оголенный склон белесой горы, открывавшейся в конце долины, между изгибом реки и лесом, и разведать, что там за ним происходит. Предчувствие не подвело его. Едва достигнув иссеченной ветрами грани этого склона, разведчики вновь остановились.
Возглавлявший разъезд рослый плечистый всадник в короткорукавной кольчуге, с навешенными на нее спереди и сзади небольшими щитами, и копной ржаных волос, прикрывающих голову вместо шлема, сразу же вернулся и, до предела взволнованный, попытался что-то объяснить князю. Однако слова, которыми он должен был передать увиденное, застревали в его горле, словно расплавленный свинец, и Гяур едва смог разобрать отдельные слова: «Князь! Там! Князь…», которые он выкрикивал, ошарашенно оглядываясь и показывая мечом куда-то за склон горы.
