Как звучит тишина?
Знаешь, в этой звенящей тишине я смогла услышать свою боль. На самом деле она вовсе не пугает, а даже нежна и светла. Одинока и совсем мала. Словно ребенок.
Когда я делаю вдохи и выдохи, воображение рисует кардиограмму, где на бумаге тонкой линией регистрируются зубцы.
Вверх. Вниз.
Эти линии – мой сердечный ритм, плывущий в такт неровному дыханию.
С «замиранием сердца», распахивая объятия – я реагирую на страх быть уязвимой, открываясь ему. Наверно поэтому ты здесь, в моей тишине.
Звонкая тишина как будто режет мою, и без того обнаженную, кожу. Я пытаюсь защититься руками от пустоты. Неужели она может быть такой болезненной? Кому же я отдам контроль? На самом деле она не режет, она обнимает. Обнимает напоследок и отступает. Обнимает, словно руки мамы в лихорадочном сне, снимающие жар своим присутствием.
Эта боль вихрем отскакивает от стены к стене через моё тело. Она словно говорит: «почувствуй меня, я все это время была здесь». Моя сущность упрямым шепотом просит: «освободи же место для любви».
Ты знаешь, а ведь «больно» – это не страшно.
Больно – значит проживать жизнь на полную катушку.
Быть уязвимой – страшно. И, если ты погружаешься в страх, то замерзаешь, потому что перестаешь чувствовать. Замираешь, словно ледяная фигура. Поэтому я выбираю чувствовать, и боль в том числе.
Я найду тебя. Возьму за руку. И тебе не будет страшно.
А потом мягко отпущу, встав рядом. И ты снова вспомнишь, что быть уязвимой – это быть один на один со своим миром, со страхом или уже без него, это иметь смелость в звенящей тишине услышать саму тишину.
Знаешь, я сижу, держа чашку чая с лимоном, на маленькой кухоньке в ночи и раздумываю о том, что, если хотя бы до одной девушки или до одного парня дойдут, долетят, достучатся, в самое сердце, слова этой книги. Если хоть один человек на этой Земле после прочтения поймет, что он далеко не одинок – для меня это станет лучшей наградой и ответом на вопрос самой себе: «зачем мне это?». Ведь я совсем не писатель.
За много лет я задавала его не раз. Когда вновь и вновь открывалась новому, когда снова и снова рассказывала то, что часто оставляют только самым близким, то, о чем не принято говорить.
