Зовут меня Фавад, и родился я, как говорит моя мать, под тенью талибов.
Что это значит, она никогда не объясняла, и в детстве мне представлялась такая картинка: вот она, крадучись, уходит с солнечного света во тьму и прячется в углу, обхватывая руками свой живот, в котором прячусь я, чтобы защитить меня от человека с толстой палкой, собирающегося выколотить меня из моего укрытия в этот мир.
Но потом я подрос и понял, что под тенью талибов родился не только я. И мой двоюродный брат Джахид, и моя подружка Джамиля – мы вместе попрошайничали на Чикен-стрит у иностранцев, – и мой лучший друг, Спанди.
Лицо Спанди, еще до того, как я с ним познакомился, изъели песчаные мухи – язвы заживали целый год, и на щеках все равно остались шрамы величиной с кулак. Его это, правда, не беспокоило, да и нас тоже. Пока мы скучали в школе, он болтался на улице, продавая богатеньким иностранцам спанд[1], почему мы и прозвали его Спанди, хотя настоящее его имя было Абдулла.
Да, мы все родились во времена талибов, и Джахид тоже. В нашей компании он верховодил, потому что был старше, правда, насколько старше – никому не известно. Мы, афганцы, дней рождения не отмечаем – запоминаем только победы и смерть. Однако про талибов, отбрасывающих тень, мне, кроме матери, точно никто не говорил. Надо же такое придумать! Я уверен, что, умей она читать и писать, то могла бы стать знаменитой поэтессой. Но на все воля Аллаха – вместо этого мама мыла полы у богатых соседей за несколько афгани, которые тщательно прятала потом в тайных карманах своего платья. Даже по ночам она караулила свои деньги, чтобы их не украли.
– Кругом воры, – сердито шипела она, сдвигая прямые черные брови. И была, разумеется, права. Одним из них был и я.
* * *
В то время, правда, никто из нас не считал это воровством. Джахид, разбиравшийся в умных вещах, объяснял нам:
– Это просто этическое распределение богатства.
– Раздел денег, – добавляла Джамиля. – У нас ничего нет, у них есть все, но они слишком жадные, чтобы помогать бедным, как велит священный Коран. Поэтому мы должны помогать им быть добрыми. Они вроде как платят за нашу помощь – только не знают этого.
Правда, не все иностранцы вынуждены были платить за нашу «помощь» без ведома для себя. Некоторые давали деньги сами, кто – от хорошего настроения, кто – от чувства неловкости перед нами, а кто – в надежде избавиться от наших приставаний. Разумеется, их это не спасало, ведь, когда по улице разгуливают живые доллары, на смену одной шайке попрошаек тут же является другая. Мы-то веселились от души. Под какой бы тенью мы ни родились, сейчас мы с Джахидом, Джамилей и Спанди жили под горячим солнцем, этически распределяя богатства тех, кто приехал помогать нашей стране.
