Засада, вообще-то, дело непростое. Это только кажется, что спрятаться за дерево, дождаться купца или крестьянина с ярмарки, врезать бедолаге по голове кистенем – плевое дело. Махнул один раз рукой – и знай себе, дели добро.
Это дураки так думают. Идут в разбойники и пробуют на этом богатство нажить.
Виселицу они себе наживают, если попадут к княжьим людям. Без суда, словом княжьим. Это если дуракам-разбойникам очень повезет. Если повезет не очень и попадутся дураки в лапы купца, то умирать будут куда как дольше и тяжелее. Ну уж если совсем дуракам не повезет и напорются они на крестьян, то умирать дураки будут долго и тяжко: не отпустят их мирные селяне до тех пор, пока разбойнички всю правду не расскажут, где награбленное схоронили.
Одного за другим будут мужики неторопливо стругать разбойничков в мелкую стружку, с колечками и завитушками. Не всех сразу, а по очереди, не подряд, а начиная с самого сильного. Потом – которого послабше. Ну, и так до самого хлипкого. Только тот и сам все расскажет, когда его черед придет отвечать.
– Вот ты, Хорек, все сам расскажешь, слезами изойдешь, соплями, опять же… – заключил свое рассуждение Кривой, на Хорька между тем и не глядя вовсе.
Единственный глаз Кривого неотрывно смотрел за дорогой, потому что спрятаться в засаде – это еще не самое главное. Нужно еще все видеть и слышать, чтобы вовремя сообразить: нападать на прохожего-проезжего или бежать в лес поглубже, к своей берлоге, до лучших времен.
Хорек все это уже слышал неоднократно и у костра, и когда перебирались они всей ватагой на новое место к непуганым селянам. Сам мог Кривому все это рассказать, но предпочитал помалкивать.
Хоть Кривой и не был самым сильным в ватаге – тот же Дылда был на голову выше и вдвое шире в плечах, – но никто с Кривым не спорил и даже не пытался. Рыбья Морда рассказывал, что три зимы назад, когда сам Хорек еще о ватаге Рыка и не слыхивал, прибился к ним беглый стражник из Камня. То ли он кого порезал по пьяному делу и от буйства характера, то ли на сотника в драку кинулся, обиды не стерпев, только пришел он в ватагу. Привечание вытерпел любо-дорого – даже Дылда его лишь со второго удара с ног сбил, – да только ошибочку допустил через месяц: решил отчего-то, что Кривой ему ножик отдаст сверх положенной доли.
