Седой мужчина сидел в автобусе и смотрел в окно на пролетающие мимо южные просторы. Громоздились вокруг крутые каменистые склоны, покрытые то редкими пятнами трав и кустарников, то густо заросшие лесом. Мелькали мимо пестрые ненадежные осыпи камней. Проносились селения и небольшие городки. Несколько раз промелькнули грузинские блокпосты. Смуглые мужчины в пятнистой форме и с автоматами провожали автобус внимательными взглядами, но не останавливали. На лобовом стекле автобуса имелась надпись «Ветераны Великой Отечественной войны». Какими бы не были отношения двух государств, но этот святой праздник Победы по-прежнему сближал народы.
Старик видел и не видел вооруженных людей у обочины. Выгоревшие за годы жизни глаза не останавливали взгляда ни на чем. В ушах отчетливо звучало «Бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза…». Он потер с усилием висок, стараясь сбросить наваждение. Откуда-то доносился странный грохот. Он посмотрел на соседа, молодого парня, с наушниками от плеера на ушах. Грохот доносился из его наушников. Парень сидел, удобно откинувшись на спинку кресла и покачивая головой с закрытыми глазами в такт этого грохота. Нога в модном остроносом ботинке слегка притопывала. Старик знал, что этот молодой хлыщ сопровождает прадеда-инвалида, сидевшего через проход. Он снова отвернулся к окну.
Проплыл мимо автобусного окна крутой каменистый слон. Искривленная сосенка торчала метрах в семи над землей из небольшой трещины в камне и казалась такой одинокой в ярком солнечном свете, словно прожектор высвечивающем ее. Старик сосенку уже не видел. В черно-белом мареве вставало прошлое…
Казачья станица в Казахстане раскинулась вдоль черной ленты дороги, поблескивающей лужами и жирной грязью. Стояла ранняя весна. Солнце пригревало и в местах, защищенных от ветра, становилось даже жарко. На открытых местах эта жара не чувствовалась из-за холодных порывов ветра. Снег уже сошел и серая стерня по обочинам дороги торчала жесткой щеткой.
Уходил прочь от села отряд молодых мужиков, одетых кто во что. Заломлены картузы на головах и треплет чубы ветер. Месили грязь сапогами «в гармошку». И залихватски играла гармонь в руках впереди идущего казака. Старались не показывать своей тоски и растерянности молодые казаки. Кто-то оскальзывается, разражаясь незлобивым матерком. Кто-то смеется над товарищем, все же угодившим рукой или коленом в грязь. Идет справа по обочинке молодой лейтенант в широких галифе. Молодцеватый, в ладно сидящей форме. Время от времени он оборачивается назад и покрикивает на казаков:
