Рассвет. Холодный ветер раскачивает ковыль. Степь. Свист в сухих веточках бурьяна поет о чем-то тоскливо и заунывно. Возле большой, с человеческое туловище норы, роет рылом клыкастый хряк, вытаскивая корешки с сырой земли. Ночью шел дождь. Еще висят над степью низкие рваные облака, их кромки тронуты розоватым отсветом утренней зари.
Хряк неожиданно поднял рыло, тревожно хрюкнул и пустился прочь. В отверстии норы показалась черная взлохмаченная копна спутанных волос над блестевшей дикой злобой глазами.
Бородатое лицо высунулось на свет и, шмыгнув перебитым, практически раздавленным носом, обернулось в черноту зловонной норы.
– Наш огонь потух. Что будем делать? – хриплый простуженный голос мужчины с досадной горечью сказал эти слова.
– Не мог проснуться. Что мы будем делать. Вот скотина, – женским истошным воплем донеслось из смрадной черноты.
Послышался глухой удар. Мужчина нарочито громко изрыгнул звериный рык и громко засмеялся.
– Если ты сдурел, придурок, так убирайся из моей землянки. Много найдется желающих жить здесь… – женщина еще что-то говорила. Но мужчина вылез наружу, показав степи огромную волосатую грудь, мускулистое тело. Он был широкоплеч с длинными руками и короткими ногами. Впечатление такое, что глыба земли или плоский камень встал, вдруг ожившей громадой на колонны ноги. Набедренная повязка из волчьей засохшей шкуры присохла к телу и стала почти как часть его самого. Он огляделся вокруг, стал нюхать воздух по ветру. Нюх уловил свежий запах добычи. Хряк был совсем рядом. Мужчина наклонился к земле, стал внимательно разглядывать недавние следы. Взгляд остановился на густой заросли камыша невдалеке. Опыт охотника, верно, подсказывал, что одному ему со свиньей не совладать и голова повернулась в сторону доносившихся людских голосов. Из нор стали появляться другие соплеменники, седые, старые и молодые, и совсем еще дети.
– Трир! – позвал мужчину седой старец.
– Чего тебе? – рассержено крикнул Трир.
– Пахнет свежатиной!
– Знаю, – нехотя ответил Трир. Ему не очень хотелось делить добычу с лишними ртами, а прозорливость старика бесила.
– Возьми помоложе парня… – начал старик, но резким окриком был остановлен: