Я уже ложился спать в надежде отдохнуть после нескольких часов непрерывной работы, как кто-то постучался ко мне в дверь.
– Кто там? – спросил я.
– Частный пристав Кокорин! – отозвался голос из другой комнаты.
Удивленный таким поздним появлением лица, с которым я обыкновенно виделся по утрам и только по служебным обязанностям, я предположил, что ему не просто вздумалось побеседовать со мною. Я накинул на плечи халат и отомкнул дверь.
Кокорин вошел с видом человека, сильно озабоченного.
– Уже первый час ночи, – сказал я ему. – Какова причина вашего посещения? И чем могу служить?
– Извините, дело спешное, я являюсь сюда по приказанию полицеймейстера…
– Да прежде скажите, как вы прошли к моей комнате? Я не слыхал звонка.
Привычный, по своей должности, к беспрестанным происшествиям, я не горел особенным нетерпением немедленно узнать, в чем дело.
– Слуга ваш забыл запереть двери…
– Понимаю. Прошу садиться. Вы говорите, вас прислал полицеймейстер?
– Он приказал доложить вам об ужасном происшествии. У Русланова на балу убили дочь его, девицу Елену Владимировну…
– Может ли быть? Когда?
– Полчаса назад.
– Убийца задержан?
– Убийца неизвестен. Все ждут вас. Мы и протокола не составляли. Полицеймейстер распорядился, чтобы никого не выпускали из дома до вашего прибытия. Я приказал заложить экипаж.
Пока я одевался, а секретарь мой собирал в портфель канцелярские принадлежности, частный пристав рассказывал:
– Сегодня у Русланова бал по случаю помолвки его дочери. Гостей собралось много; там сейчас весь город и все уезды.
– Дочь Русланова должна была выйти, кажется, за Петровского? – спросил я.
– Так точно. Он там же. В разгар танцев невеста почувствовала себя дурно и пошла в свою комнату освежиться. Не прошло и пяти минут, как раздался крик. Петровский и многие из гостей бросились к ней… Ее нашли на кушетке умирающей…
– Что она? Отравлена? Задушена?
– Зарезана.
Я пожал плечами.
– И никаких следов?
– Никаких! Насколько я мог понять из слов полицеймейстера, который был на балу, никаких!
Пришли доложить, что экипаж готов, и мы отправились. Скоро лошади остановились в одной из соседних улиц, около подъезда большого дома, из окон второго этажа которого лился яркий свет. Мы заметили лица, прижавшиеся к стеклам: видимо, моего приезда ожидали с нетерпением.