«Курят на лестнице, законы им не писаны! Фу, занавески провоняли – от лестницы всё. На последнем этаже дышать нечем: дым теплый, поднимается с дыханием вверх… А курят на втором, сами-то свежим воздухом дышат. Искурили мой воздух, а у меня легкие больные… И диван провонял куревом, и подушка! Никуда от них не деться… Жабу грудную я из-за них получила! В следующий раз как увижу, что курят, вызову участкового, пусть оштрафует. Малолетки! Думают, своих детей народили – и можно всё! А одна-то – старая дура, уже волосы седые, а туда же: к молодым! О душе бы своей подумала: курить – чертям кадить. Вот сейчас я размахайку накину и посмотрю, кто там курит!»
Изольда Матвеевна сунула руки в обширные проёмы жилетки. Потом подошла к двери и посмотрела в глазок: на лестничной площадке никого.
«Окна надо раскрыть нараспашку, а то понаставили на лестнице стеклопакеты… Мертвые это окна, не дышат. А мне свежего воздуху не хватает».
Изольда Матвеевна вышла на лестничную площадку.
«Ну-ка, что у нас здесь? Три банки окурков. Вонища-то какая! Сами, небось, не чувствуют. Носы у них, что ли, заложены? Из трех квартир курят на нашем, последнем этаже! Ироды! Задушили уже совершенно! У меня грудная жаба, а им плевать! Жалко, что участковый такой ленивый. Сел бы в засаду в моей квартире и нюхал, когда курить выйдут. Курят в трех квартирах – три тысячи штрафа в карман. И со мной бы поделился. Я ему предлагала, а он не хочет. Три тысячи за день, шутка ли? Люди у станка стоят или лопатой в снегопад машут за сто рублей в час. А я бы его чаем угостила. День бы посидел, два посидел – и сделали бы мы план целому милицейскому отделению».
Изольда Матвеевна взяла одну банку с окурками и принюхалась.
«Это от семьдесят девятой квартиры окурки – водой залиты. Вот привычка: свой гадюшник водой заливать! Ну, ничего, мы еще посмотрим, кто кого… Где-то у них тут детская колясочка стояла. Мальчик грудной, такой хорошенький! А родители – аспиды. Хоть бы ради младенчика не курили! Вот я их вонючие окурки им в колясочку и вылью, прямо под беленькую подушечку. Пусть сами понюхают, а то законы для них не писаны…»
Изольда Матвеевна вылила банку с окурками в детскую коляску, стоящую на лестнице.
«А эта банка от семьдесят шестой квартиры, она и пахнет, как семьдесят шестая квартира – помойкой. Мужик тут ейный курит на старости лет. Лучше бы мылись чаще, а то задохнуться можно от соседушек этих. А у меня жаба грудная… Чей это тут велосипед стоит? Девчонки ихней? Сейчас соображу… В цепь можно запихать. Ладненько так, окурочек к окурочку. Пусть потом выковыривает, когда девчонка евоная покататься захочет. Небось, задумается о здоровье малолетних. Я-то видела, что девчонка порченная, как и родители: только соску вынула изо рта, а уже с мальчишками за углом целуется! Так ей и надо. Эх, старость не радость… поработаешь тут внаклонку!»
