Последнее, что я увидела, – побелевшие губы мужа. А потом в небольшом зале дома профсоюзов погас свет.
Плотнее прижала сына: несмотря на то, что хорошо знала сценарий показа, ощутила нарастающее напряжение. Сердце словно сдавила рука повара, выжимающего сок из лимона.
Присутствующие зашикали, мужчина позади хмыкнул: «Мало завешанных чёрным картин, так ещё это».
Из динамиков прозвучал бодрый женский голос:
– Здравствуйте, товарищи! Вас приветствует автор выставки Семён Невзоров.
Прожектор осветил чёрно-белую фотографию. На ней мужчина в клетчатой рубашке держал в руках фотоаппарат, заслонив им лицо. В объективе угадывалось отражение бескрайнего русского поля.
В зале тишина наполнялась пониманием происходящего, становилась мягкой, податливой, как тесто в руках хозяйки.
– Выставка называется «Незримые», – продолжала женщина из динамиков. – Почему именно так – решать вам.
Прожектор выключился и через секунду осветил новое фото чуть левее прежнего. С него на нас смотрел мальчуган лет пяти – таким серьёзным, пронзительным взглядом, что невольно заставлял задуматься: что же увидел этот ребёнок? И лишь потом оцепеневший зритель вздрагивал и замечал размытый контур позади мальчика. Можно догадаться, что это женщина.
– Андрею четыре с половиной, он из детского дома, – прокомментировал голос.
Свет опять погас. А потом вновь в ярком круге – чёрно-белая панорама поля. Чёткие светлые колосья пшеницы с тонкими волосками по краям. Вдалеке виднеется темнота леса. А между ними, в среднем плане, словно зависла серая пелена, на которой кружочками поблёскивают капельки то ли росы, то ли дождя.
Я знала все эти фотографии вдоль и поперёк. Но в большом формате, в такой необыкновенной обстановке они воспринимались совсем иначе, чем дома на кухонном столе. Почти полгода мы с Сеней тщательно отбирали снимки, думали, как представить их наиболее выигрышно.
Правда, без Кольки, друга мужа, вряд ли получилось бы организовать выставку, а уж до подобной эффектной подачи мы не додумались бы.