Введение во введение
Сальвадор Дали – выдающийся художник-реалист 20-го столетия, всю жизнь изображавший то, чего нет. (С Захаров)
Предварю основной рассказ словами успокоительными, адресованными, прежде всего, тем, кого само слово «музей» может ввести в ненужное, печальное и, в нашем случае, ничем не оправданное заблуждение. Дело в том, что многие люди боятся музеев! Честно признаться, и сам я, как ни странно, их побаиваюсь – с детства и до сих пор.
Этот страх не беспричинен. Посещать обычные музеи – все одно, что дегустировать сыры. После четвертого образца перестаешь что-либо воспринимать: вкусовые рецепторы попросту не в состоянии вынести столь интенсивной атаки.
Точно так же и с хорошими классическими музеями: одна, две, три шедевральных картины; четвертая, пятая, восьмая – и ты эмоционально выдыхаешься: смятенный, сметённый и буквально обескровленный мощным напором прекрасного.
Ты падаешь духом и напоминаешь себе рыбу на песке, обреченно хватающую белыми губами уже не спасающий воздух. С ужасом и затаенной тоской ты поглядываешь на бесконечные музейные анфилады, набитые под завязку десятками, сотнями, тысячами шедевров… Им несть числа – да еще этот безукоризненный музейный порядок! Порядок – вот что страшно!
Этапы, периоды, жанры и поджанры – все разложено по полочкам и четко выверено по времени. Эта неумолимая, как судьба, музейная хронология сама по себе способна убить всякое живое чувство – а ведь за чувствами и эмоциями и нужно ходить в музеи!
Сальвадор Дали, сам завзятый «музейщик», прекрасно это понимал – и потому свой персональный музей выстроил абсолютно по иным принципам.
Собственно, благодаря его «принципам», и появилась эта книга.
А как она, дай Бог памяти, появилась?
Если долго держать курс на запад – попадешь, в конце концов, на восток.
Так было и со мной: из года в год я все более решительно отказывался от самой мысли о том, чтобы написать книгу о главном и единственном ребенке Сальвадора Дали – его Театре-музее в Фигерасе, пока в одно странное утро не проснулся на своем «востоке» и понял, что книгу эту все-таки придется сочинять.
Утро, помнится, было именно странным: когда я, пребывая еще в полусне, сварил кофе и выбрался на террасу курить, то угодил в настолько плотный туман, что, вытянув руку перед собой, не мог разглядеть даже кончики собственных пальцев – но почему-то твердо был уверен, что солнце гуляет рядом и вот-вот будет здесь.
