Проклятый насморк, он измучил её так, что даже во сне нос подёргивался. С него, с этого носа, текло всего пару дней, но текло так, словно прорвало трубу.
Люба заткнула ноздри ватными тампонами, чтобы только не капало, чтобы только не сморкаться. Это было уже больно делать. Под носом натёрлось красное раздражение. Показываться людям стало неприятно. А течь в носу ничем не удавалось прекратить. Тампоны менялись всё чаще. Жизнь казалась испорченной окончательно.
Брезгливо собрав промоченные кусочки ваты на бумажку, свернув и смяв всё это, Люба собиралась швырнуть их в мусорное ведро, но с ужасом констатировала факт, что ведро не помешало бы, несмотря ни на что, вынести.
Надев тапки, растрёпанная, с очередными тампонами в ноздрях, она, с ведром отходов в руках отправилась на свидание с мусоропроводом.
Едва открыв дверь, девушка вздрогнула от неожиданности и замерла. Напротив, стоял рыжий бульдог и, глядя вверх на дверной номер квартиры соседки, нервно переминался на всех четырёх лапах.
Она уже хотела ретироваться назад, когда собака обернулась, посмотрела на неё, подмигнула и улыбаясь пошагала на верхний этаж, быстро исчезнув из зоны видимости. Люба потрясла головой: «Брр! И привидится же такое?.. Улыбающаяся собака, к чему бы это?»
На улице природа всё гадала: то ли ещё зима, то ли уже весна? Первое апреля прошло, а погода зло шутила по сей день. Холод стоял отвратительнейший. В подъезде температура воздуха, стало быть, была не слишком располагающей к прогулкам в тапках, без носков.
Скорей, скорей продвигаться по ступенькам. И назад. Да, после этого её нос суше не станет. Это уж точно…
Вывернув мусор, захотелось как можно быстрей оказаться дома. Но вдруг в подъезде послышались чьи-то приближающиеся шаги. Любу сразу передёрнуло от одной мысли, что сейчас такую уродину с ведром кто-нибудь увидит. Она машинально отскочила в нишу за мусоропроводом, и прижавшись к стене, затаилась. Шаги прозвучали рядом и удалились куда-то вверх. «Девушка с ведром» облегчённо вздохнула.
В этот миг раздался щелчок двери на её площадке.
«Наверно», – подумала Люба, – «моё имя означает не любовь, а любопытство… Кто бы это мог быть?»
