Я бросился назад. В винный погреб. Позиция была идеальной.
Вверху грохотал телевизор, Катя спала беспробудным пьяным сном, а у
меня в руке был пистолет с отпечатками Перебитого носа. И, кстати,
тот самый пистолет, из которого вылетел раскалённый кусок металла,
пробивший мне грудь. А потом вылетел и второй, точно такой же. И
пробил мне голову.
Да, позиция была идеальной, чтобы закрыть цикл, завершить
метафору времени и истории. Многозначительно. Красиво и эффектно.
Лучшей позиции было не найти. Звёзды сошлись на чистом морозном
небе и рука моя легла на рукоять «Макарова».
— Только я хотел не этого, — прошептал я вслух, потому что морок
и чернота начали опутывать меня.
Мстить сладко, сказала вчера Настя. Сладко и горько
одновременно. Ты чувствуешь горечь той несправедливости, которую
совершили по отношению к тебе, и сладость, понимая, что тот, кто
так поступил, глубоко ошибся, и теперь жестоко пожалеет об
этом.
Я потряс головой.
— Нет, — сказал я, — не этого я хотел.
Я открыл шкаф и выбрал на ощупь увесистую бутылку. Подскочил к
двери и встал за выступ, на котором находился выключатель.
— Друг, оставь покурить. А в ответ тишина. Он вчера не
вернулся из боя, — пьяно пропел Никитос. — Почему всё не
так? Вроде всё как всегда! То же небо опять голубое!
Он прохрипел слова песни с отчаянием в голосе. Это было похоже
на крик, который рвался из его сердца. Он толкнул дверь, переступил
порог, пошарил по стене в паре сантиметров от меня в поисках
выключателя, щёлкнул тумблером и остолбенел, пьяно уставившись на
то, что царило в его винном погребе.
Пьяный, не пьяный, но соображал он быстро. Меньше секунды
потребовалось ему, чтобы осознать, что произошло. Он дёрнулся
назад, ещё не замечая меня, и начал поворачивать голову. В этот
момент наши глаза встретились. Я мог ударить раньше, но хотел
взглянуть в его глаза. Лицо моё защищала балаклава. И брови, и
переносица — всё было тщательно прикрыто. Он мог видеть только
глаза.
Я знаю, кто меня убил, мысленно произнёс я и обрушил
большую тяжёлую бутылку ему на голову. Среагировать он бы не успел.
Всё было молниеносно. Всё было жёстко. И всё было по-взрослому.
Бутылка взорвалась, толстое стекло разлетелось на мелкие осколки,
вино вспенилось, брызгая в разные стороны и смешиваясь с кровью.
Никитос застонал и повалился на керамический пол погреба.
