Сергей Ильич шагал медленно, осторожно переставляя одну ногу за другой, выбирая участки тротуара посуше и поровнее. Поставив ногу, он внимательно оглядывался вокруг, словно ища подвоха, потом задумчиво переводил взгляд на дорогу, убеждаясь, что она годится для продолжения путешествия, и только тогда неспешно оборачивался к нетвердо ступающей рядом даме и заботливо произносил:
– Давай, лапушка. Ну, ну… Потихонечку, не торопись, осторожненько…
Лапушка согласно кивала и точно так же, очень медленно, с большими предосторожностями делала, сильно шаркая, шажок и опять замирала, дожидаясь очередной команды Сергея Ильича.
Так они и передвигались. Крепко держась за руки, то подпирая друг друга, то заботливо поддерживая. Сергей Ильич твердо исполнял обязанности вожака, мужчины, и, вообще, хозяина дома. Он деловито приглядывал за своей дамой, любовно поддерживал ее за локоток или ладошку, терпеливо ожидал, пока она отдышится, и ласково подбадривал:
– Лапушка, не спеши. Передохни. Постой, постой…
Так, не торопясь и не суетясь, они преодолели большую половину пути.
Когда же старики, очень уставшие, добрались, наконец, до своего подъезда, и вовсе начало смеркаться.
Их квартирка, крохотная, но очень опрятная являла собой образец моды семидесятых годов прошлого века. Мебель невысокая, на ножках, светлая, уже сильно выцветшая, стояла, как и полагалось, вдоль стен. Диван-кровать и два кресла были весьма потертые, чуть продавленные и тоже очень давно потерявшие свой первозданный цвет.
Сергей Ильич, попав в родной уголок, вздохнул с облегчением и широко улыбнулся:
– Садись, лапушка моя. Садись, переведи дух.
