В горнице у Никиты Ивановича Одоевского стояла та же гнетущая
тишина, что и во время их предыдущих встреч. Трое бояр сидели за
массивным дубовым столом, но на этот раз на их лицах читалось не
столько злорадство, сколько полное и беспросветное недоумение.
Свечи отбрасывали прыгающие тени, делая их и без того мрачные лица
ещё более суровыми.
Первым не выдерживает Семён Лукьянович Стрешнев. Он с силой бьёт
ладонью по столу, заставляя дребезжать серебряную посуду.
- Не могу понять! Совершенно не могу понять! — его голос дрожит
от бессильной ярости. — Откуда? Объясните мне, как старому дураку,
откуда у него деньги? Мы все были уверены: казна пуста и жалованье
служилым людям вот-вот перестанут платить. А он...он не только
платит, но ещё и долги крестьянские решает не взимать! Объявляет
полное прощение по всем недоимкам! Слыхано ли такое? Это же чистое
безумие! Где он взял на это средства?
Его выпученные глаза с немым требованием обводят собравшихся.
Князь Фёдор Кузьмич Репнин, самый осведомленный из них, мрачно
хмурится.
- Не извне, это точно, — глухо он отвечает. — Мои люди в
Посольском приказе уверены: ни о каких крупных займах у иноземцев
речи не шло. Да и кто нам даст? Поляки? Шведы? Смешно. Англичане
или голландцы? Они ссужают деньги под огромные проценты, а не
дарят. И уж тем более не в таких суммах. Алексей даже не пытался
вести переговоры. Я проверял.
- Мануфактуры? — предполагает Одоевский, нервно теребя бороду. —
Может с них драть втридорога начал? Налоги новые ввёл?
Стрешнев лишь раздражённо махнул рукой.
- Какие мануфактуры, Никита Иванович? Большинство из них ещё
только стены возводят! Те, что начали работать, выпускают совсем
ничего. Нет, не в мануфактурах дело.
Они замолкают, вновь погружаясь в тягостные раздумья. Тишину
нарушает Одоевский.
- Торговля...Нельзя не признать, что торговля оживилась. Пошлины
с купцов идут исправно.
- Идут, — кивает Стрешнев. — Но масштабы не те! Мы — не Венеция,
не Генуя. У нас даже своего морского флота нет! Всё через
Архангельск, да по рекам тащим. Доходы выросли, да. Но не
настолько, чтобы покрыть такую дыру! Отмена крестьянских податей —
это же катастрофа для казны! Это основа основ! Он её выдернул, а
здание…не рухнуло. Почему?
Лицо Семёна Лукьяновича вдруг искажается новой гримасой
возмущения.
