Если бы добродетель вздумала пожить с людьми, она заняла бы на то время волшебную силу слова у Фенелона.
Иоанн Миллер
Сочинение Фенелона, новый перевод Федора Лубяновского, с эпиграфом
Фенелоны веками родятся. Они и пишут не для своего только края и времени, а для всех веков, для всего мира, и то, что они пишут, не умирает. Хотите ли послушать, как Фенелон говорит о промысле и всемогуществе Божием, о любви и благоговении к Богу, о любви к царю и к отечеству, о любви к добру за его собственную прелесть, об удовольствии делать добро и служить людам, о борьбе юношеского сердца, когда порок к себе его манит, о скорбях, которыми суждено нам на земле выстрадать опыт, о радости сердца, алчущего правды, когда истина вдруг мелькнет ему сквозь заблуждения? Хотите ли знать древние, но и вечно новые мысли государственного человека, дышащего любовью к своей родине и к ее славе? Хотите ли видеть, как пылкое, но скромное воображение рисует красоты и ужасы природы, бурные и нежные страсти, роскошь под мраморным сводом и непорочные забавы под тихим кровом сельским, битвы на поле брани и счастье мира? Читайте Телемака: пожалеете, что прежде читали его не вовремя, в ребячестве, и не расстанетесь с Фенелоном. Он войдет с вами туда, где вы живете, – в вашу душу, вы познакомитесь при нем ближе сами с собой, найдете в нем не чужого, а друга, с которым в удовольствии будет вам веселее, в невзгоде легче, посетуете, что не вы лицом к лицу с таким другом. Сердце скажет вам, что он весь – любовь с ангельским к вам снисхождением, с ненавистью только против порока, что он весь ваш и думает только о вашем добре. Все у него выливается из сердца, и все идет прямо к сердцу, все у него так просто и сладко, так светло и свободно, прельстит вас простота его сердца и слова, увидите, что лучше нельзя слить приятного с полезным.
В двух частях, С.-Петербург, в Гуттенберговой типографии, 1839 года. Цена за обе части, на превосходной веленевой бумаге, в красивой и прочной обвертке, десять рублей ассигнациями без пересылки. Продается в Петербурге, во всех книжных лавках, а в Москве у гг. Ширяева и П. Глазунова.
