Ермошка Добродей и заколдованная кукла

Сова Серафима неожиданно ухнула во сне, заставив встрепенуться пугливого негритёнка Сэмми, и тот поспешно скрылся под кроватью. Там, в своём излюбленном месте – под уютным навесом – игрушки собирались, чтобы обсудить дневные новости. Так случалось частенько, как только их хозяйка – девочка Оля – засыпала. Домовёнок Ермошка почему-то называл эти полуночные встречи загадочным словом «тырло»^>1. В тесном дружеском кружке уже вовсю перешёптывались и дурачились: вязаная кукла Варюшка, Зая с балалайкой, бархатная обезьянка Джоконя, братья-близнецы Топа и Потап, которые на самом деле были тапочками с мордашками белых медвежат, хоть и мнили себя полноценными игрушками.

Только вредный Крокодилыч, что жил в серванте среди чайных чашек, не принимал участия в товарищеском междусобойчике, а лишь изредка кого-нибудь перебивал, кидая язвительные замечания. При этом маленький глиняный ворчун всем своим видом показывал, что он вовсе не участник их компании, а сам по себе. Глядел в сторону и бурчал под нос, однако не настолько тихо, а именно с той необходимой громкостью в скрипучем голосе, чтобы быть услышанным.

– Вот хорошо почти живой сове, она спит и спит на шкафу. И днём спит и ночью спит, а нам игрушкам ночью совсем туго приходится. Скучно-о-о… – тоскливо протянул Сэмми и обречённо опустил курчавую голову.

На секунду игрушки поддались подавленному настроению пупсёнка и, завздыхав вслед за ним, потупили взгляды. Но в тот же момент Варюшка огорошила неожиданным наблюдением:

– А куда это, интересно, наш Варерра запропастился? А?! То, видишь ли, каждый день прилетает, стрекочет как оглашенный. Покою от него никакого нету. А тут, глянь-ка, уж, наверное, неделю как нос не кажет, если не больше!

За воронёнком Валерой прочно укрепилось прозвище – «Варерра», потому что из-за особого вороньего дефекта речи именно так он себя и называл. Новое прозвище его нисколько не обижало, а наоборот веселило. Действительно, друзья успели соскучиться по неугомонному воронёнку, а он что-то не спешил к ним в гости. Даже его любимая подруга – почти живая сова Серафима стала частенько с тревогой вглядываться подслеповатыми глазами в окно в ожидании приятеля. И хоть её иногда раздражал назойливый птенец, но всё же старушка всей душой привязалась к нему, ведь больше никто не посещал совиное чучело на высоченном шкафу среди чемоданов.