Милостивая государыня!
Получил письмо ваше, в которой вы упрекаете меня за то, что я, выразив свое мнение о присоединении Боснии и Герцеговины, ничего не высказываю о тех жестокостях и несправедливостях, которые были совершены и продолжают совершатся над Польшей, и между прочим осуждаете меня и за изобретенную будто бы мною мысль и философию непротивления злу, говоря, что это учение погубило и погубит Россию. Вы пишите, что Скарга, Кохановский, Костюшко, Словацкий, Мицкевич учили другому, учили борьбе, и что борьба может спасти Польшу.
На днях я получил письмо от одного Индуса, который другими словами выражает ту же мысль и тот же страх и отвращение перед учением о непротивление. Индус этот прислал мне вместе с письмом и журнал «The Free Hindustan», в котором эпиграфом стоит изречение о том, что борьба насилием с насилием не только допустима, но обязательна, непротивление же противно требованиям как альтруизма, так и эгоизма: «Non resistance hurts both altruism and egoism». В журнале выражаются мысли совершенно подобные тем, которые вы высказываете. Те же мысли высказываются и всеми борцами против угнетения не только народов, но и сословий. Все с особенным озлоблением относятся к учению о непротивлении злу насилием, как будто в этом учении заключается главное препятствие к освобождению людей. А между тем, как ни странно это покажется, освобождение людей, как порабощенных народов, так и сословий, только в том самом, что так старательно и упорно отрицается и вами и моим знакомым индусом, да и всеми руководителями покоренных народов и угнетенных рабочих сословий. Мало того, что отрицается, оно вызывает самые недобрые, озлобленные чувства против тех, кто их предлагает, напоминая ту собаку, которая злобно кусает того, кто хочет отвязать ее.
Освобождение всех порабощенных людей, сословий, народов, в том числе и поляков, никак не в том, чтобы бороться с ненавистными русским, австрийским правительствами и силою освободиться от них, а в совершенно противоположном: в том, чтобы, перестав видеть в поляках своих исключительных, любимых, угнетенных братьев, признать всех людей, как своих поляков, так и чуждых и враждебных русских, немцев, одинаково ближними, братьями, с которыми, кто они ни были, недопустимы никакие иные отношения, кроме любовных, исключающих возможность совершения какого бы то ни было насилия против кого бы то ни было. Освобождение в признание закона любви во всем его значение, т. е. в признании и неразрывно связанного с ним закона непротивления.
