Последнее, что ощутил Вергилий, Повелитель Бездны, Архимаг Семи
Королевств, — это не боль от клинков предателей и не жар
собственного сердца, разорвавшегося от перенапряжения маны. Это
была горечь. Горькая ирония.
Он, величайший ум своего времени, тот, кто постиг секреты
мироздания и бросил вызов самим богам, пал жертвой столь банального
заговора. Его ученик, тот самый мальчишка с восторженными глазами,
которого он подобрал в трущобах… Он оказался тем самым кинжалом в
спине.
«Учитель, ваша эпоха окончена, — звучал в памяти голос
предателя. — Новая магия не нуждается в стариках, цепляющихся за
древние догмы».
Вспышка света. Хаос расщепляющихся заклинаний. Боль. А затем…
тишина.
Не холод небытия, а странная, тягучая пустота. Он не видел и не
слышал, но осознавал. Перед его внутренним взором
проплывали руны, некогда виденные в запретных фолиантах. Руны,
говорящие о реинкарнации, о втором шансе.
«Интересно, — подумал клочок сознания Вергилия. — Значит,
легенды были правдой».
Первым пришло сознание. Оно было мутным, тяжелым, словно голова
была набита ватой. Потом — боль. Ломота в каждой мышце, ноющая боль
в спине, знакомое до оскомины чувство истощения. Но это было не
магическое истощение, а физическое, будто он таскал камни целый
день.
Он попытался открыть глаза. Веки отяжелели свинцом.
Где я? Что случилось? Предатель… заговор…
Обрывки памяти обрушились на него, и вместе с ними хлынул поток
чужих, но таких же ярких воспоминаний. Элиан. Его звали Элиан.
Четырнадцать лет. Сирота. Батрак в поместье барона фон Кригера.
Жизнь, состоящая из побоев, голода и бесконечной работы на полях.
Умер от лихорадки? Или его просто забили до полусмерти
надсмотрщики?
Вергилий заставил себя открыть глаза. Он лежал на грубых досках,
пахнущих потом и плесенью. Тусклый свет пробивался сквозь щели в
стенах сарая. Вокруг храпели другие такие же несчастные, скелеты,
обтянутые кожей.
Так это и есть мое перерождение? Мысль была полна
леденящего презрения. Из архимага, повелевающего стихиями, в… в
это жалкое существо?
Отчаяние длилось недолго. Оно было ему чуждо. Вергилий был
ученым, практиком. Раз он жив — значит, есть потенциал. Раз есть
потенциал — значит, можно действовать.
В тот самый момент, когда он попытался сконцентрироваться, чтобы
оценить свой новый «резервуар маны», перед его глазами возникло
нечто невозможное.
