«Птицеловом меня зовут. Кто зовет? Да все зовут… Так меня мать с отцом назвали, а другого имени не дали. И в деревне величали Птицеловом, никто не объяснял – почему… А теперь и объяснять некому. С севера пришли солдаты да убили всех. Кроме меня. Меня тогда в деревне не было. Я-то дома вообще не сидел. Я любил по лесу бродить… Опасно? Ну да, одни упыри чего стоят. На солдат еще можно нарваться. Но были те, кто похуже упырей и солдат… Отец мой в духов лесных верил, в Неназываемых. Дескать, детей они крадут. Вернее, не крадут даже, а выманивают. Неизвестно – чем. Дети по ночам спящими к ним выходят. Но я их не очень-то боялся. Я ведь не ребенок… Про Темного Лесоруба я позднее узнал. Темный, потому что черный весь, как головешка… Так что ничего я в лесу не боялся, кроме солдат. У солдат – автоматы… Упыри? У них своя жизнь, у меня своя, держись от них подальше – и все. Я любил рыбу в реке ловить, хотя есть ее нельзя… Не знаю, зачем тогда ловил… Рыба, она всегда молчит. А значит – не врет. Не люблю, когда врут. А люди врут бесперечь. Даже мама с папой врали. Смешные… Что? Рассказать, что было в деревне после солдат? Да ничего там не было… И никого…»
Издали столб дыма походил на гриб. На огромную поганку-мутанта, под которой можно спрятаться целой деревней.
«Что это там у нас горит?» – подумал Птицелов, ускоряя шаг.
Он перемахнул через поваленный ствол каменного дерева, захрустел задубелыми пятками по гравию старой дороги. Чем ближе была деревня, чем жирнее становилась «шляпка», тем быстрее и легче несли Птицелова косолапые ноги. А вот на сердце становилось все тяжелее. Он уже знал, что случилась беда.
Деревня догорала. Веселый огонь обгладывал хижины. На земле блестели гильзы. Было видно, что солдаты не мешкали. Они снесли хлипкую изгородь и сразу же из огнеметов – по домам. А по тем, кто выскакивал из горящих хижин, – из автоматов. Дорожка гильз – мертвое тело, еще одна дорожка – еще один мертвец. Солдаты били наверняка, патронов не жалели. А раненых добивали выстрелом в голову.
Птицелов бросился к своей хижине и сразу нашел мать. Она ничком лежала возле свиного корыта. Горшок выпал из ее неимоверно длинных рук и покатился, оставив полукруг разлитых помоев. Свиньи не успели подобрать. Они валялись здесь же – уткнув плоские рыла в землю. Хорошие были свиньи, откормленные. Мать заботилась о них, как о собственных детях. Жалко…
