Пацаны занимались в нашей подвальной качалке. Тянулись на
турниках, били по мешку, обмотанному изолентой.
Я прошёл вдоль ряда, посмотрел на каждого.
— Чего ты её как бабу гладишь! Давай: голова — голова —
туловище, трижды на взрыв, — сказал я, глядя на парня, что бил
грушу.
Он мотнул головой и прибавил, кулак уже красный, костяшки
ободраны.
— Лучше тут себе руки в кровь разобьёшь, чем завтра на улице
разобьют о твою голову, — я съездил ему подзатыльник,
подбадривая.
Зал мой был открыт 24/7 и по сути был моим домом, крепостью, в
которую превратился за последний год. Время было непростое, мы
выживали как могли. А имея под рукой два десятка крепких бойцов,
выживать было проще. К тому же и пацанам хорошо — никто по
подворотням не разбредается. Мы тут как одна команда, и я, как
локомотив, пру вперёд…
Дверь в подвал скрипнула.
На пороге стояла женщина. Обычная, в простом пальто по погоде, но
глаза… красные, губы дрожат. Я узнал её мгновенно. Маша, сестра
моего боевого товарища. Того самого, с кем мы делили сухпай и
сигареты в Чечне, кого хоронили все вместе…
Она переминалась с ноги на ногу, не решаясь пройти. Я махнул
пацанам:
— По парам. Бинтуем руки, надеваем перчатки. Кто филонит — и
увижу, побежит три круга вокруг зала.
Пацаны начали готовиться к спаррингам.
— Заходи, — кивнул я на дверь в подсобку. — Вижу же, не просто
так пришла.
Маша шагнула внутрь, и свет лампы осветил её лицо. По щекам
блестели дорожки слёз.
— Володя… — её голос дрогнул. — Мне… мне надо поговорить.
Я сразу понял, что новости будут плохие. И что бы это ни было —
спокойной жизни мне уже сегодня не видать.
Я провёл её через зал, мимо пацанов, в «кабинет». Узкая комнатка
с железным сейфом в углу, на стене — пыльные кубки и медали, давно
никому не нужные. Чуть выше — рамка с фотографиями тех, с кем мы
когда-то стояли плечом к плечу. Под фото висел ещё советский флаг,
потемневший от времени.
Маша присела на край стула, попыталась унять дрожащие руки.
— Володя… Лёньку избили.
Я молчал, только сжал зубы.
— Эти… возле школы, — она затаила дыхание. — Дурь толкают. Он не
стерпел, влез. А они его… ногами, по лицу.
Маша запнулась, спрятала лицо в ладонях, борясь с душащими
слезами. Я молчал, понимая, что она не договорила. Лёнька был моим
крестником, сыном Яши… которого с нами больше нет.
