Мануфактура

Электричество отключили ровно в полдень. Сначала притих компрессор, потом лениво крутанулся вхолостую конвейер, а потом затих и он. Цех выдохнул и замер. Последний день завода.

Я помню, как шел по пустому пролёту, где еще вчера шумели станки, а сегодня — только шаги да гулкая тишина. Желтые таблички на полу, линии безопасности. На них теперь можно было играть в классики — никто не заметит. На стене висел плакат про «бережливое производство». Смешно.

— Воронов, сдайте пропуск, — бухгалтерша у проходной даже не подняла глаз. Голос сухой, как песок в подшипнике.

— Он магнитный, — сказал я и сам не понял, зачем это произнес. — Может, пригодится куда-нибудь.

— В архив, — отрезала она.

Архив. Хорошее слово. Там же и мы, выходит.

Я не пошел сразу к воротам. Свернул в музей — маленький зал, втиснутый между ТБшка и складом масла. Наше прошлое в трех витринах: каска с вмятиной, агитационный плакат, чугунная плитка с логотипом завода, у которого был будущий век и оказался вчерашний день. И в углу — то, за что у меня всегда чесались руки: старинный токарный.

Деревянная станина, ножная педаль, кожаный ремень. Бабка с латунным конусом. Центры входили в гнезда с тихим шорохом, если покачать. На табличке кривыми буквами: «Станок токарный. Конец XVII — начало XVIII века. Неизвестный мастер. Дар завода „Красный Яр“, 1954 г.».

Конец XVII. Я усмехнулся. Ну да. Привет, Петр. Привет, терпеливые руки. На таких делали мир — от пуговицы до мушкета. Плюс-минус палец.

Я обошел станок, провел ладонью по дереву. Сухой, но не трухлявый. Ремень потрескался, но держался. Я снял пиджак, повесил на вешалку в виде гаечного ключа (чей-то юмор) и, не думая, встал к педали. Нога вспомнила привычный ритм — как на велике: раз-два-три. Карусель пошла.

Станок ожил. Не сразу. Сначала скрипнул, потом свистнул ремнем, потом поймал темп и заурчал ровно. Я держал рукой за шпиндель, слушал. Сто, сто двадцать оборотов? Сорок пять герц тут и не ночевало, зато ощущение правильной повторяемости — было. Резонанс. Не физика — характер. У любой машины он есть.

— Ну, старик, — сказал я ему, — покажем им, что такое взаимозаменяемость?

Я посадил на конус березовую заготовку из экспозиции, прижал, опустил подручник. Резца не было — экспонат. Нашел на стенде обломанный напильник, подточенный кем-то под отвертку. Приложил. Снял первую стружку. Белая, ровная. Никакой магии — просто угол и рука.