Бывший Каракол, а ныне городок
Пржевальск встретил нас неожиданной тишиной. Несколько улиц,
отграниченных деревянными заборами, тянулись от речки вверх к
холмам. Дома - в основном деревянные, крытые тесом, кое-где белёные
глиной мазанки. В центре - каменное здание присутственных мест,
рядом деревянная церковь с зеленой крышей и колокольней и татарская
мечеть с минаретами. Всё это выглядело скорее, как большая слобода,
чем как город.
С озера, которое виднелось в десяти
километрах от города доносился крик чаек. Воздух был свежий,
пропитанный запахом хвои и ледяных потоков, бегущих с гор к озеру,
а от реки пахло рыбой и дымом костров, от стоящих на её берегу
киргизских юрт. Снег на вершинах Тескей-Ала-Тоо даже в конце
августа сиял серебром, а непосредственно над Иссык-Кулем поднимался
туман, и казалось, что сам городок стоит на краю мира.
К городку мы подъехали ранним утром,
так как по настоянию проводников на крайнем привале провели всего
три часа, и в путь вышли сильно затемно.
- Добрались вашбродие! –
Семиречинский казак и один из моих проводников по имени Павел
Луцкий остановил коня и перекрестился на колокольню – Слава тебе
господи!
- Спокойная была дорога, быстро
дошли – Согласился казах по имени Бауржан Смогулов, разведчик из
состава «Пикеров» Туркестанского пограничного отряда.
Переживали они не зря, на караванном
пути между Пишпеком, который в будущем будет называться Бишкек и
Пржевальском, частенько шалили разбойники, а наш отряд состоял
пусть и из хорошо вооруженных, но всё же всего трех человек.
Оба моих спутника были людьми
колоритными. Луцкий, высокий и сухощавый, с вечно прищуренными
глазами и густыми усами, казался вылитым казачьим портретом с
лубочной картинки. Его конь слушался малейшего движения руки, а сам
Павел обладал тем особым чутьём степняка, что заменяло карту и
компас. Он знал броды, колодцы, ночёвки и умел на глаз определить,
где в степи могла притаиться засада.
Бауржан же, напротив, был невысок,
коренаст, с жёсткой чёрной бородой и глазами, в которых светилась
насмешка и скрытая настороженность. Он говорил негромко, но каждое
его слово звучало уверенно, будто он заранее просчитал исход любого
разговора.
Оба они служили мне проводниками, но
каждый по-своему. Луцкий отвечал за дорогу и безопасность на пути:
если впереди попадалась сомнительная тропа, он первым шёл проверять
её. Бауржан же был глазами и ушами в кишлаках и аулах - он первым
узнавал, где можно достать свежих лошадей, кто готов продать сыр
или кумыс, а кто затаил злобу на приезжих.
