Это был худший год в его жизни.
Матвей въехал в город ночью. Петербург встретил его резким
порывом ветра с Невы — холодного, влажного, пробирающегося под
кожаную куртку и заставляющего сжимать зубы. Мотоцикл, зачарованный
черный "Сирин" с потертостями на бензобаке и глухим рокотом
двигателя, будто ворчал на эту внезапную перемену в судьбе. Матвей
и сам был не в восторге.
Весной он уже должен был закончить Московскую академию магии.
Получить диплом, устроиться в Органы магического правопорядка, как
отец. Но вместо этого были проваленные экзамены, сломанный нос
преподавателя иллюзий и позорное отчисление с формулировкой "за
неприемлемое поведение и угрозу безопасности учебного
заведения".
"Мы заплатили, чтобы тебя взяли в Санкт-Петербургскую академию,
— сказал отец, даже не подняв на него глаз. — Это последний шанс,
Матвей".
Матвей сжал руль. Он ненавидел, когда за него решали. Ненавидел,
что его фамилия — не из тех, что веками были записаны в
петербургских магических архивах. Что здесь его семья — просто
"новые маги", пусть и с деньгами, пусть и с влиянием. В Москве это
еще как-то сглаживалось, но в Петербурге, где каждая вторая семья
магов вела свою родословную от дворянских кровей, а уж древние
магические династии и вовсе считали себя чуть ли не потомками
славянских богов, его фамилия значила мало.
Он свернул с набережной вглубь города, где узкие улицы петляли,
словно не желая выпускать чужака. Петербург всегда был
городом-ловушкой — красивой, величественной, но безжалостной.
Матвей это знал, хоть и бывал здесь редко. В основном — в прошлом
году.
Он проехал мимо стройных рядов старинных домов, чьи фасады
скрывали современные магические лаборатории, бутики с артефактами и
кафе, где подавали не самые обычные блюда.
Матвей резко дернул руль вправо, и мотоцикл вильнул между двумя
гранитными колоннами, ограждающими вход на территорию академии.
Покрышки взвыли по мокрой брусчатке, оставляя за собой черные
зигзаги. Он не сбавлял скорость до последнего — только у самых
ступеней главного входа вдавил тормоз, заставив "Сирина"
проскользить на полметра дальше, чем следовало бы.
Глухой рокот двигателя затих, и внезапная тишина оглушила его.
Матвей снял шлем и вдохнул сырой воздух. В кармане куртки лежало
письмо о купленном его родителями зачислении. Его уже ждали. Его
готовы были терпеть.
