В МОЙ ДОМ ВОШЁЛ ПОСЛЕДНИЙ ИМПЕРАТОР
Эскизный набросок первый
В мой дом вошёл последний Император
За ним сынок, а следом и княжны.
Почудилось мне: люди в маскхалатах
Их ждали, за окошком, у стены.
Он был одет в шинель, так словно с фронта.
И дети все в каком-то фронтовом.
А я как раз сидел, читая Конта,
И думал совершенно не о том.
Но я узнал! Узнал их всех и сразу!
Ведь было что-то общее у нас.
Ах да! Их дом Ипатьевский… май плаза!
И Инженерный Замок! Тот потряс
Меня не архитекторским размахом.
Венецианским зеркалом! Мой сон!
Цепочка отражений била страхом
Казалось: навсегда со мною он…
Невольно встал пред царственной особой.
Казалось мне: и он меня узнал!
Так словно мы знакомы были оба,
И кто-то нас вне времени связал.
Я предложил всем сесть широким жестом.
Они расселись, поняли без слов.
Устраивало выбранное место
Направленных неведомым послов.
И стали мы беседовать неспешно.
Когда пред нами вечность, что спешить?
Когда земное довелось нам, грешным,
Грешно или безгрешно завершить.
Ведь дело было в доме, где я вырос,
Хранил следы Ипатьева мой дом
Под ним стояла вековая сырость
И помнила всех тех кто побыл в нём.
Храню в душе я тот чудесный образ
Что впору помещать на образа:
Где главное не попадает в обрезь!
Как не обрежешь – в центре их глаза!
Княжны на нашей старенькой кушетке
На стульчике на детском – Алексей
Сам Император сел на табуретку
И поместился в центр картинки сей…
Я предложил им чай, но отказались
Беззвучно головами покачав
И так светло и свято улыбались…
…
КОМУ ТЕПЕРЬ НУЖНА МОЯ КОРОНА?
– Кому теперь нужна моя корона?
Как ты про Дом Ипатьевский узнал?
– О, этот Дом мне показала Рона!
Невидимою болью он пронзал.
Через дорогу колокольня – в небо!
Служил музеем для народа Храм.
А рядом – слева, просто стыд и срам!
Усадьба Харитоновская. Небыль!
Соединил легко слова Творец!
Такая шутка Знака новой Эры.
И получилось: вроде бы «Дворец»
На деле – заповедник… «Пионеров»!!!
Вот в тот «Дворец» она меня вела!
И каждый раз Ипатьевские стены
Мы миновали… Речь её цвела.
Она вскрывать порой хотела вены…
И шёпотом твердила про княжон.
Про царский хрип, про гибель Алексея…