Король шрамов

Дима первым услышал, как стукнули ворота хлева. Кухня маленького деревенского домика бурлила, точно похлебка на огне; воздух был нагретым и влажным, окна наглухо закрыты – снаружи неистовствовала буря. От громких голосов дрожали стены: Димины братья горланили, перебивая друг дружку, мать напевала и притопывала ногой в такт незнакомой ему песне. На коленях у нее была разложена отцовская рубаха – порванный рукав туго натянут. Игла часто, неритмично клевала ткань, словно воробей рассыпанное зерно, нить белым червячком вилась меж пальцев.

Дима был младшим из шестерых сыновей, последышем. На свет он появился много после того, как доктор, посещавший деревню каждое лето, объявил его матери, что детей у нее больше не будет. «Нечаянная радость», – любила повторять мать, прижимая Диму к груди и ласково гладя по голове, когда остальные уходили работать. «Лишний нахлебник», – презрительно кривился старший брат Петр.

Балагуря друг с другом, братья попросту не замечали маленького, щуплого Диму, так же как забывали о нем во время жарких семейных споров. Вот почему тем осенним вечером, домывая в лохани плошки, оставленные ему братьями, зловещий глухой стук услыхал только он. Дима стал тереть еще усерднее, чтобы поскорее закончить и спрятаться под одеялом прежде, чем кому-нибудь придет в голову послать его за порог, в темноту. Ветер усилился и перешел в сердитый вой; Молния, дворовая собака, заскулила под дверью, выпрашивая объедки и теплый угол.

Ветки царапнули по стеклу. Мать вскинула голову, и вокруг ее рта глубже проступили скорбные морщинки. Женщина сурово сдвинула брови, точно собиралась наказать ветер, лишив его ужина.

– Зимы нынче приходят рано и долго не уходят, – промолвила она.

– Хм-м-м, – отозвался отец, – прямо как ваша мать, ребята.

Мать пнула его носком башмака.