Из подъезда в темное осеннее утро вышла женщина невысокого роста. На ней было коричневое пальто из болоньевой ткани, на голове – такого же цвета шерстяной шарф, из которого выбивались темно-русые с сединой волосы, на плече висела большая черная сумка, в руке она держала пакет с мусором. Женщина глубоко вдохнула морозный воздух и направилась к контейнерам. Сначала она открыла крышку и выбросила мусор, потом достала из сумки пакет с кошачьим кормом. Расчистив ногой на площадке снег, высыпала на нее разноцветные гранулы.
– Кыцы-кыцы-кыцы, – громко позвала женщина, никто на зов не откликнулся. – Холодно, в подвалах прячутся, – тихо сказала она.
За эти две странности – подкармливать бездомных животных и разговаривать с собой – многие в городе считали ее сумасшедшей. Кто-то знал о ее трагедии и жалел: «Бедняжка, она и раньше была немного не в себе, а после того происшествия совсем спятила…»
Не дождавшись котов, женщина, не спеша, направилась к автобусной остановке.
Музей, где работала Мария (так зовут женщину в коричневом пальто), ютился в глухом переулке. Кроме здания музея здесь расположилось еще несколько старых одноэтажных домов из дерева и кирпича. Кирпичные домики были выкрашены в такой же грязно-желтый цвет, как и музей. Напротив музея расположился небольшой запущенный сквер с выброшенными памятниками. Мария посмотрела на памятник Ленину. Возле него все еще стояла корзина с цветами, сейчас припорошенная снегом, – подарок от местных коммунистов на 7 ноября. Презрительно улыбнувшись, женщина достала связку ключей. Сначала отключила сигнализацию, потом открыла дверь, немного потопала у входа, чтобы отряхнуть снег с сапог, и вошла в темное здание.
Почти никто в музее не знал, сколько Марии лет. Кожа на ее лице была еще молодая, почти без заметных морщин. Только глубокие борозды пролегли от крыльев носа к уголкам рта. Они выдавали в ней некогда улыбчивую женщину. Выраженные носогубные складки, собранные в хвост поседевшие волосы и тонкие плотно сжатые губы делали ее старше. Первое время, как только Мария пришла работать в музей смотрителем, некоторые наиболее любопытные коллеги обсудили ее внешний вид, решили, что женщине более сорока лет, и на этом потеряли к ней интерес. На самом деле Марии было всего тридцать.
