Тёплый взгляд матери. Как деликатно стекает край тонкого покрывала по её лицу, обрамляя бархатистые, юные щёки. Она склоняет голову к младенцу, касаясь лёгкого пуха его волос, а он льнёт к ней всем телом, хватает пухлой рукой за край алого покрывала. В её глазах нежность, в его глазах – мудрость. Золотые блики скачут по их шёлковым одеждам. Багряный, изумрудный, охристый и ализариновый красный их одеяний. Золото и чистый свет – кожа.
Перед иконой лампада. Дедушка всегда поддерживает в ней огонь. Красного стекла, с затейливыми узорами, висит она на длинной цепочке и светом преображает всё вокруг. И глаза их будто живые.
Такой он уже старый. Лицо осунулось и сморщилось, будто ушла из него вся вода, и осталась соль, иссушившая кожу. Мохнатые брови над прозрачными глазами, густая борода, на которой будто собрались кристаллики соли. Он сидит в любимом кресле. Позади икона. В её правом углу читается: Елеуса…
– Елена, ты уже решила, куда поступать будешь?
Она осталась наедине с дедом Василием. После обеда мать моет посуду на кухне, Елена у дедушки в комнате. Всё здесь хочется разглядывать: мелочи на огромном столе, много всяких предметов. Их названий она не знает. Разве что кисти всех форм и размеров, порванная на тряпочки старая одежда, баночки с чем-то прозрачным. Лежит стопками бумага. По стенам холсты, составленные друг за другом, все разные: длинные, широкие, квадратные, но все лицом к стене. Посмотреть бы, что там. Елена видела дедушкины картины. Одна висит у них дома, там что-то абстрактное. Елена уже понимала немного в живописи, но слова ей складывать удавалось удачнее, чем класть масло на холст.
– Не знаю, дедуль… вообще, я хочу стать писателем, а поступать куда… не знаю пока, еще год учиться, есть время подумать. Филфак. Может, исторический…
Дедушка мигнул дымчатыми глазами, улыбнулся, и его лицо ожило.
– Писателем? Наша порода. Тогда исторический. Рассказывать истории – не простое дело, недостаточно выдумать из головы, нужно прожить самому то, о чем хочешь рассказать. Скажу тебе, Елена, я всегда пытался видеть глазами больше, чем чувствовал внутри. И однажды глаза подвели меня, но открылось больше – глаза духовные. Быть рассказчиком и иметь духовный взор – это дар свыше.