
— Предупреждаю всего один раз, Павел Андреевич. К пациентам не
прикасаться! А ещё лучше — вообще к ним не подходите без моего
разрешения, — скрестив руки на груди, обратился ко мне мой
наставник — Евгений Кириллович Гаврилов. — Надеюсь, вам всё
понятно? Повторять не придётся?
Да, условия он выставил впечатляющие. Когда я готовился к
трудоустройству в эту клинику, меня предупреждали, что взять меня
смогут только на должность помощника лекаря.
Но чем же, интересно, я должен помогать, если мне даже пациентов
доверять не хотят?
— Не постесняюсь спросить, и каковы же в таком случае мои
обязанности? — спросил Гаврилова я.
Он едва заметно хохотнул, потёр ладонью свою лысую голову, после
чего заявил:
— А вы как думаете, Павел Андреевич? Бумаги, бумаги и ещё раз
бумаги. Документация! У меня пациентов много, протоколов за сутки
набирается целая стопка. Их нужно ещё в медицинскую информационную
систему вносить. А поскольку у меня на это времени не хватает, этим
будете заниматься вы. Заодно почитаете истории болезни — научитесь
чему-нибудь.
Судя по всему, Гаврилов сам не умеет работать с компьютером.
Заполняет протоколы от руки, а потом заставляет кого-то всё это
вбивать в систему.
Браво! Двойная работа! Получается, что помощник лекаря в его
понимании — это обычный наборщик текста. Даже у медсестёр и
санитаров работа куда более приближена к медицине, чем мои новые
обязанности.
— Я уже знаком с медицинской документацией. И пациентов мне
принимать уже приходилось, — подметил я. — У меня не нулевой стаж
работы.
А уж если говорить откровенно, отработал я в медицине больше
двух десятков лет. Но рассказывать об этом Гаврилову точно не
стоит. Как и не стоит упоминать, что в прошлой жизни я был широко
известным врачом-диагностом.
Телу Павла Булгакова, в котором я живу последние полгода, всего
лишь двадцать три года. С многолетним стажем этот возраст никак не
клеится.
— Знаю-знаю, — отмахнулся от моих слов Евгений Кириллович. — Я
изучал вашу историю. Но работа в частной клинике не в счёт. Тем
более, там главным лекарем был ваш отец. Он мог вам позволять
делать всё, что угодно. А я не могу, — Гаврилов резко помрачнел.
Поджал губы, поправил очки, после чего произнёс: — Кстати, примите
мои соболезнования. До меня доходили слухи о том, что случилось с
вашей семьей. Ваш отец, говорят, был хорошим лекарем.