Во лесах было, во Муромских

Нет мельника, которому нечистый

                                   не приходился бы сродни.

А.К. Толстой

В записях  Касимовских  владений древнего  рода  Долгоруковых с незапамятных  времен  значилось село  Ермолово в шестнадцать крестьянских дворов и с водяной мельницей на речке  Унже.  К середине  XVIII  века оно насчитывало  до полусотни мужских душ, обязанных платить бригадиру Николаю Алексеевичу Долгорукову оброк натурой и подушную подать.

Затерянное где-то в дремучих Муромских лесах и не имевшее больших пахотных угодий, Ермолово мало или даже совсем не интересовало  жившего в Москве князя. Слава Богу,  у него всяких сел и деревень не одна сотня, так возможно ли бывать в каждом?  Для этого имеются  управители.  Пусть они  и рассчитываются с бурмистрами и мужиками, а князю денежки на стол.

У управителя  касимовского  тоже забот  по  горло. Попробуй ка усмотреть за всеми бурмистрами и выколотить из них все, что их сиятельства требует.

А с ермиловцев и взять-то нечего. В самый урожайный год шестьдесят пудов с десятины намолачивают. И десятин-то этих раз два да и обчелся.

Поэтому управитель наведывался сюда не чаще раза в год. И всякий раз поражался оборотистости бурмистра Герасима. Село с кукиш,  урожаю кот наплакал, а  дом у Герасима пятистенный. На столе к приезду управителя не только квасок,  а и бражка найдется.  Жена у бурмистра словно купчиха. Да и сам он толст и краснокож будто сейчас из бани.

В общем-то управитель был доволен ермоловским бурмистром. Как бы туго ни приходилось, Герасим и жито,  и масло,  и куделю вывезет и подать сдаст копеечка в копеечку. Да еще скажет при этом:

 — Народ у нас смирный. За господское добро радеет.

 Не один  Герасим  похваливал это  невидное сельцо. Священник ермоловской  церкви  отец Никодим и дьякон отец Кирилл тоже не обижались на бедность своего прихода. В сборовых кружках и поминальниках находили они не только полушки да денежки, но и целые копеечки, а то и семишники*, из чего следовало заключить, что в Ермолове народ богомольный и не забывает о своих обязанностях перед Всевышним.

Княжеская мельница также не огорчала управителя. Молодой мельник Игнат один справлялся тут со всеми  делами и, не в пример прежнему живоглоту, помольщиков не обижал, брал с них по-божески. Поэтому не только свои, а и окрестные мужики везли собственное зерно сюда, повышая тем самым прибытки князя.