Дарт Крузакс

Планета Сектор С-987, Внешнее Кольцо, больше известная как Морра, была воплощением забытой амбиции. Когда-то, столетия назад, здесь кипела жизнь: добывающие комплексы выгрызали недра, космопорты гудели от кораблей, столица Нова Прайм сияла огнями. Теперь же Морра была тенью былого величия – гигантским, запыленным памятником упадку. Атмосфера, едва пригодная для дыхания без респираторов вне стен громадных, но дешёвых звездоскрёбов бедной планеты, была пропитана мельчайшей минеральной пылью, окрашивающей все в вечные сумерки. Города, некогда гордые, теперь больше походили на гигантские, обветшалые ульи, где миллионы существ копошились в поисках пропитания, работы, смысла.

В центре Нова Прайм, на вершине Пыльного Шпиля – единственного здания, все еще поддерживавшего видимость былого величия, – находились апартаменты и офис Сенатора Кассиуса Моррейна. Вид из панорамных окон был удручающе однообразен: море ржавых крыш, купола старых заводов, тусклое небо, сквозь которое лишь изредка пробивался слабый луч местного солнца. Внутри же царил строгий, почти аскетичный порядок. Никакой показной роскоши, столь любимой столичными сенаторами. Прочные, функциональные материалы, голографические карты сектора, стеллажи с физическими датападами (редкость в эпоху голопроекторов), несколько артефактов с раскопок древних морранских цивилизаций – вот и все убранство.

Сам Моррейн стоял у окна, спиной к двери. Он был высок, сухощав, одет в простой, но безупречно сшитый костюм из плотной ткани местного производства, серо-стального цвета. Его лицо, с резкими, словно высеченными из местного сланца чертами, казалось спокойным. Но в глубине темных, почти черных глаз, прищуренных от привычки вглядываться в пыльную даль, горел холодный, оценивающий огонь. Он наблюдал, как внизу, на плазе, толпа – несколько сотен морранов в потертых комбинезонах и респираторах – митинговала против очередного повышения цен на воду и воздушные фильтры. Их крики, приглушенные толстым стеклом и высотой, доносились как далекий, неразборчивый рокот.

Жалкие муравьи, – мелькнула мысль, острая и безжалостная, как бритва. Кипятятся в своей грязи, не видя картины. Не понимая, что их боль – лишь симптом гниющего организма Республики. Им нужен не хлеб и зрелища, им нужен порядок. Железный. Неотвратимый. Вечный.