Женщина бежала, спотыкаясь, все дальше и дальше. Она была в панике. Страх окутывал все ее сознание, но не за себя, а за мальчика, которого она держала на руках, стараясь защитить от всех бед этого страшного мира. Вокруг были какие-то люди, дети, старики, мужчины… Повсюду творился настоящий хаос! А незнакомка все бежала и бежала вперед, не оглядываясь, не останавливаясь, держа мальчика с золотистыми волосами на руках и прижимая его к взволнованной груди. Она не могла позволить случиться ЭТОМУ…
Неподалеку женщина увидела странную деревянную постройку, которая была явно сколочена на скорую руку и выглядела весьма хлипко. По лестнице, ведущей в неизвестность, один за другим взбирались жители города. Внизу же стоял человек с оружием, собиравший плату. Еще около десятка стояли вокруг, нацелив дула автоматов на людей и сдерживая толпу. Она рванула к этому хлипкому сооружению, как к лучику света в непроглядной тьме, как к кусочку упорядоченного пространства в хаосе событий, который ее окружал со всех сторон. Около этой башенки толпились люди. «Почему они тут стоят?» – мелькнула мысль у нее в голове, а тем временем маленький мальчик лет трех или четырех от роду начал плакать и еще сильнее вцепился в свою маму. Ему было страшно, очень страшно, и единственный человек, родной человек, который мог его защитить – это милая, любимая, родная и заботливая мама. Она еще крепче прижала сына к своему телу и начала пробиваться к непонятной постройке. Пусть хлипкой, пусть наскоро сделанной, а вдруг?.. А может?.. Эта была ее надежда… надежда выжить не только ей, но и ее сыночку, который все сильнее и сильнее жался к материнской груди.
– Потерпи, зайчонок, потерпи, – повторяла она вновь и вновь, пытаясь успокоить сынишку, который с каждой секундой все сильнее и сильнее плакал. Его пальчики побелели от той силы, с которой он вцепился в руки матери, а та все упорнее и упорнее пробиралась через толпу к заветной цели. К спасению.
– Стой! – грубый и слегка хрипловатый голос, а затем и сильные мужские руки остановили женщину недалеко от ступенек постройки. – Сначала заплати за двоих, а потом и лезь! – продолжил тот. В его глазах не было участия, добра, сострадания или милости, там горели жадность, алчность и предвкушение наживы.
