Арнольд Леопольдович торопился в университет. Сегодня у него по
плану стояли три лекции по истории языка и один семинар.
«Снова метать бисер перед свиньями, - думал профессор. –
Рассказывать недорослям об этимологии слов, раскрывать красоту
построения литературных фраз и слышать от них «мое день
рождение».
С самого утра Арнольда Леопольдовича переполняло негодование
из-за падения грамотности. Соседка еще со своей репликой: «В каком
вы красивом пальте сегодня, прям мачо!». А ведь вроде бы русская,
как минимум, девять классов образования, а все туда же, «пальте».
Брр.
Проходя мимо небольшого заведения, профессор ощутил новую
вспышку раздражения, но не сразу понял ее источник. Остановился,
огляделся и заметил неброскую вывеску над дверью - «Пихарня».
- До чего люди дошли! – вспыхнул мужчина. - Даже вывески не
могут нормально оформить. Куда смотрели дизайнеры? Неужели их
совсем ничему не учат на их бесполезных курсах?
Не выдержав, Арнольд Леопольдович поднялся на крыльцо и
решительно открыл дверь.
Вместо ожидаемых стеклянных витрин и тягучего ароматного запаха
свежей сдобы, он увидел странно оформленное помещение.
Приглушенно-рассеянный свет, однотонные темно-коричневые стены,
вдоль которых беспорядочно расставлены бесформенные креслица и
диванчики. На полу лежали разноцветные подушки.
Профессор не сразу разглядел сотрудника этого странного
заведения. Он копошился в дальнем углу, гордо выставив обтянутую
потертыми джинсами попу.
- Любезный! Вы знаете, что в вашей вывеске допущено две
грубейшие ошибки? – негромко позвал Арнольд Леопольдович.
Но вышеупомянутая пятая точка только невнятно буркнула и
продолжала светить полоской кожи из подсползших джинс.
- Эй, любезный! – повысил голос профессор. – Слово «пекарня»
пишется через буквы «Е» и «Ка». И будьте так добры, повернитесь ко
мне лицом.
Тот, наконец, выпрямился и развернулся, показав внушительного
размера живот, обтянутый старой серой футболкой, и угрюмую
физиономию. Заметив посетителя, толстяк немного угрожающе пошел
прямо к нему, остановившись буквально в нескольких сантиметрах.
Оценивающе посмотрел на щеголеватое черное пальто и старомодную
шляпу профессора, а потом слегка толкнул Арнольда Леопольдовича
животом.
Это было не больно, но очень обидно.
Уже давно никто так не оскорблял профессора. Пожалуй, лет
сорок-сорок пять, с самого детства, которое филолог предпочитал не
вспоминать вовсе.