«Руки. Боже, руки. Эти холодные сырые руки. Они не давали бежать. Они тянули меня в свой мёртвый круг, обрекая на пытки страхом. Я желал вырваться, но оказалось невозможным даже просто уехать. Закостенелый и как бы равнодушный, он, Петербург, в своих жадных лапах питается жизнями и является дьяволом, пожирая души и превращая их в тень.
Петербург – это владыка теней. Тени повсюду. Я бежал, бежал, но они догоняли меня и колотили по голове, по телу. И вдруг я не смог бороться с этим и поддался. Но неожиданно я понял: именно так моя жизнь не может продолжаться. И, запинаясь о прямые углы равнодушных домов, в припадке ужаса я пытался убежать из Петербурга. Но тут разом стали разъярёнными и дома, и торговые лавки, и ветер, и даже вывески, – всё хотело остановить, преградить дорогу. Я спасался от всего, но безуспешно. Упавши лицом в сырой асфальт, я забылся. А после был здесь…
Я хотел найти чистого петербуржца, но всё безрезультатно…».
Еремей Обелисков
Письмо лежало нетронутым несколько лет в досье молодого человека, пока новый доктор Обуховской больницы, Полочкин, не обнаружил записку:
– Гм… Очень забавно-с, – врач удивлённо водил глазами по чернильным строкам, а после обратился к санитарке, – как давно этот пациент здесь?
– Месяца четыре, – со свойственной резвостью отвечала девушка, – ей-богу, он такой странный: исписал стены каким-то кирпичным обрубком. Мы хотели забрать его, но пациент обещался пробить голову тому, кто это сделает.
– Да, забавно-с. А почему вы не дали ему бумагу?
– Что вы, не даём.
Доктор углубился в одну точку и, сжав губы, мерно покачивал головой, а после добавил:
– А что с ним сейчас?
– Дурачок совсем стал, – состроив гримасу, пролепетала санитарка, – он всё время повторяет одно слово – нашёл. – «Что нашёл?», – мы его спрашиваем. А он по-старому.
– Презанимательно… в какой он палате?
– Там, на верхнем этаже в последней.
Незамедлительно доктор Полочкин решил посмотреть на это чудо больницы. Он прошёл по коридорам, в которых зловонно оседали едкие лекарства, словно ими были пропитаны стены, пол и даже лица пациентов. Местами отходила и падала извёстка. Картина была такая, будто больницу только что встряхнули. Но она продолжала стоять годами, не меняя своего облика.
