Башня Киевиц на Ярославовом Валу, 1
Три молодые женщины-киевлянки неожиданно приняли от умирающей ведьмы Кылыны ее дар. Как же они сумеют распорядиться им? Ведь они такие разные: студентка исторического факультета Маша Ковалева, железная бизнес-леди Катерина Дображанская и уволенная из ночного клуба безбашенная певица – Даша Чуб, по прозвищу Землепотрясная.
По воле или против нее, им пришлось стать Киевицами – хранительницами Города Киева – и навеки поселиться в прошлом веке.[1]
Глава седьмая,
в которой начинается бой
Сцена была достойна кисти Ильи Репина – творца многозначительного шедевра «Не ждали»... Вот только живописцу, вознамерившемуся ее запечатлеть, пришлось бы долго ломать голову над названьем.
Отдаленно напоминавшее Машу существо в мужской шапке, сапогах, домотканой рубахе сидело в кресле, опустив глаза, сцепив брови. Невероятно красивая Катя с гранатовым колье на груди стояла в углу, кутаясь в соболье манто. Сбросив летчицкий пиджак и потертые ботинки прямо на пол, Даша Чуб развязно развалилась на диване гостиной невзрачного, маленького, одноэтажного дома на Малоподвальной, 13. Над ними всеми – на белой изразцовой печи – сидел большой и лобастый черный кот Бегемот (когда-то он принадлежал матери Акнир Киевице Кылыне да так и не признал новых хозяек – сбежал к дочери и, похоже, последовал за ней и сюда, в Прошлое). А молодая строголицая Учительница в белой блузе и черной юбке до пят, энергично ходила по комнате и говорила, говорила, говорила…
Сегодня Акнир говорила сугубо по делу – сухо и коротко, ладно и гладко. Слова ложились бусина к бусине. Учительница не позволяла себе ненужных отступлений, насмешливой дерзости, дешевой театральности; дополнявшее ее учительский образ пенсне Акнир так и не нацепила на нос – крутила в руках. Тон ее был суровым и деловым. С лица стерлись эмоции.
Но отчего-то именно из всех этих замечательных перемен становилось понятно: она боится Машу. Боится неприкрыто – и чем старательней она пытается это скрыть, тем отчетливей в ее экономичных построениях фраз проступает колючий страх.
И только сейчас Даша Чуб осознала:
«Это не Маша!»
В ожидании встречи с лжеотроком, лжепоэтесса думала о нем, как о бывшей подружке. О том, как той пришлось скрывать в монастыре свой пол, притворяться, и представляла разное… Но лишь теперь сопоставила: став их подругой, Маша не перестала быть исцелявшим на расстоянии всеведающим пророком и чудотворцем, чью святость не решались оспаривать и зубоскалы.
