2006 год
В миллиметре от заостренных носов стильных ботинок клубилась пропасть, шелестя верхушками растущих внизу деревьев, смутными силуэтами прорисовывавшихся в густеющем сумраке. На высоте ветер чувствуется острее, словно обретает вкус и запах самого неба – холодный, терпкий, с обжигающе-острым металлическим привкусом.
Ветер сдул все мысли, оставив в насмешку только чувство всеобъемлющей пустоши.
Депрессия – штука страшная и всерьез о ней рассуждать могут лишь люди, видевшие лишь легкую ее тень. Те же, кто столкнулся с ней нос к носу, как правило, предпочитают не вспоминать об этом.
Она накатывает внезапно, огромной волной прилива и бежать некуда и помощи ждать неоткуда. От себя не убежать, мир вдруг стал враждебным, а потом пустота, индифферентное безразличие, вперемежку с полнейшим неверием… Ни во что.
В жизни не остается места для «никчемного, лишенного души тела.
Марина не собиралась прыгать, просто стояла на краю, может быть, впервые в жизни так четко понимая, что вообще значит «Край» – конец лета, тусклый пасмурный вечер, сломанные заграждения на когда-то действующем, ныне бесполезно возвышающемся над заброшенной, растащенной на металлолом веткой железной дороги, мосту, и только один шаг…
Внизу мелькнул огонек карманного фонарика. Марина очнулась от бездумного мимолетного транса, зябко поежилась. Ветер пробирал до костей.
– Марьян, ты где? – донеслось откуда-то снизу. Слова прозвучали будто из трубы: скомкано, вязко, тем не менее, голос она узнала.
Тяжело вздохнув, она отступила на шаг, поколебалась с минуту, но отвечать не стала, вместо этого стала осторожно спускаться вниз, стараясь не угодить каблуками в многочисленные дыры в ступеньках. Бетон раскрошился задолго до закрытия этой железнодорожной ветки.
– Маришк, ну что же ты! – укоризненный и вместе с тем искренний возглас встретил ее внизу.
– Нормально все, дядь Саш, нормально, правда, – вздохнула она в ответ и почти сама поверила. Давившая на сердце тяжесть вдруг ослабла, словно что-то, держащее ее весь последний месяц вдруг отпустило.
