Родина - за нами!

Воин! Вступая в бой, помни, что ты дал священную клятву перед Родиной, перед народом - бить врага, не жалея сил и крови. Так бей же немца всей силой русского солдата, всей силой первоклассного оружия! Пусть проклятый враг трепещет и дрожит перед нашей силой. Тебя ждет слава и почет. Так завоюй же эту славу в борьбе с ненавистным врагом. Пусть тебя славит Родина, как героя Отечественной войны. («На страже Родины», сентябрь 19.. -го года)

Центральный участок Приволжского фронта, 1957 год:

            Лейтенант Дорофеев вздрогнул и открыл глаза. Хорошо, хоть не дёрнулся вверх спросонья. Замечательно вышло бы пробуждение, саданувшись маковкой об металл верного боевого товарища, под которым решил поспать. Хмыкнул недовольно, пытаясь понять – сколько же проспал? Поднял руку, задрав рукав комбинезона. «Зенит», еще держащийся на поношенном кожаном ремешке, показывал всего половину четвёртого дня. Хотя Дорофеев и сам понял - время еще раннее. Свет пробивался под танк, и ему не пришлось напрягать глаза, пытаясь разглядеть циферблат в прыгающих отсветах небольшого костерка, разведённого рядом в нарушение инструкции. 

            Странно… На плохой сон лейтенант никогда не жаловался. Особенно после суток тряски перехода и осмотра машины сразу по остановке. А также замены нескольких траков. Уж чего-чего, а пара часов сна после этого выматывающего занятия, для организма - прям слону дробина. А он от силы по тридцать минут, всего-навсего, на каждый глаз накинул. Так чего проснулся, спрашивается? Лейтенант зевнул, полез было из-под танка, когда что-то уловил. Что-то еле ощутимое, но тревожное. Что?.. Ну не померещилось же ему? 

Дорофеев встряхнул головой, стараясь совсем прийти в себя, и прислушался, насколько возможно. Война на дворе, всякое может случиться. Хотя навскидку все в полном порядке, верно?

            Треск веток догорающего костерка. Тихий разговор ребят его собственного экипажа чуть вдалеке. Плеск воды и довольное фырканье командира взвода, которого между собой, за никак не скидываемые лишние килограммы и любовь к водным процедурам, называли Бегемотом. Позвякивание протягиваемой стрелком патронной ленты соседней машины. Что? А?!

Дорофеев вздрогнул, понимав – не слышно птиц. А на дворе начало осени, и пернатые в подлеске, как танкисты перестали носиться вдоль машин да вырубили движки, всё чего-то там свиристели и щёлкали. Но сейчас стояла полная тишина и на нее пока, никто не обратил никакого внимания. И ещё, на самом краешке слуха ли, ощущения… Дорофеев, наконец, услышал.