Одним из тех осенних вечеров, в какие всегда царит туман и совершаются непоправимые ошибки, тишину вестибюля в игорном доме на улице Трех Сотен Унций нарушил неуверенный стук.
– Копоть… Сажа… Уголек… Пепельная горка…
Невнятное бормотание прервалось.
– Кто там? – буркнул Бергамот, обращаясь вовсе не к посетителям за дверью, а к самой двери.
В это время он чистил лампы, сгорбившись на неказистой лесенке под самым потолком, и ленился спускаться только для того, чтобы пригласить клиентов в заведение. Каждый раз эта обязанность становилась серьезным испытанием для его коротких ног. Куда проще было бы сообщить: «Закрыто», но это могло стоить хозяину чьей-нибудь непоправимой ошибки, а Бергамоту – работы. Приходилось спрашивать.
Маленький блестящий камешек послушно завертелся в дверном глазке.
– Должник и его долг, – пропищал он.
Бергамот слез и отворил дверь, потому что должников хозяин любил больше, чем остальных посетителей. На пороге стоял немолодой мужчина, а из-за полы его плохонького пальто выглядывал мальчишка, который явно был напуган, но все равно поправил съехавшее на лоб кепи. Наверное, из вежливости – аж противно! Теперь из-под кепи нелепо торчали оттопыренные уши.
– Нам обязательно туда идти? – спросил мальчишка.
– Не бойся, Ян. У папы есть кое-какое дело, но это ненадолго.
– Следуйте за мной, – проворчал Бергамот, перебирая в уме всякие варианты: «Лужа… Жижа… Ил… Башмак… Скользкая штанина… Штанина…»
Нет, стихи никак не получались.
Скривившись, он наблюдал, как гости пачкают уличной грязью до блеска натертые шахматные полы. Потом кутался в шарф и вел их в глубь дома, – мимо тисненых обоев с узором из карточных мастей, мимо багровых портьер и странных экспонатов – позеленевших от времени реторт и бутылей, загадочных приборов и матовых зеркал. Все это владелец заведения когда-то у кого-то выиграл.
Игорный дом делился на несколько залов. В первом, за столами, обитыми алым сукном, играли во всё подряд и на всё подряд. Во втором – приватном – вместо денег поблескивали рубиновые грани сердец, и фамильяры торопливо задергивали плотную занавесь, стоило какому-нибудь чужаку бросить сюда неосторожный взгляд. Третий зал был скорее личным кабинетом хозяина.
Путь к нему вел через служебные помещения, и на мальчишку то и дело посматривали другие фамильяры, занятые своими обязанностями. Кто-то подметал лестницы, кто-то чистил серебро, другие понуро шевелили лапками, усами или тем, чем могли, пытаясь ослабить тесные воротники и фартуки. Но все провожали Яна печальными взглядами, и в конце концов сам мальчик, тоже заметив это, шепнул существу в двухконечной шапочке, имени которого Бергамот даже не помнил: