В Дели было 45.5. Красный уровень опасности. Аристов это сразу почувствовал, выйдя из прохладного терминала аэропорта к стоянке такси. Как в жаровне. Поправил лямку рюкзака и прощупал moneybelt под рубашкой. Муссон приходит с океана в июле. И начинается парилка, пот льет ручьями, но тело дышит. А сейчас июнь, и ты превращаешься в рассохшуюся глиняную фигурку, откопанную в исторически значащей пустыне. Возраст уже не тот, лет десять назад и не подумал бы, что может случиться что-нибудь нехорошее. А теперь мысль крутится – «только бы не упасть от теплового удара – свезут в какой-нибудь индийский барак, страховку не купил из экономии, и положат в коридоре, натертом ядовито пахнущей хлоркой». В такси жужжал игрушечный вентилятор, ничего не добавляя и не убавляя, развинчивая или завинчивая адскую жару. «Ничего, доеду. А там возьму номер с кондиционером. Одну ночь пережить. А завтра автобусом в горы». Аристов прошел детекторную рамку, вставленную в дверной проем, и по ступенькам спустился в холл гостиницы. A capella вентиляторов ласкало слух. У виска Аристова приятно взвилась прядь волос. Номер с кондиционером, в таких гостиницах, считается повышенной комфортности, и их всего несколько, и стоят они doublе price. Идти же в обычный с вентилятором под потолком – смерти подобно. Аристов оглядел комнату, поставил рюкзак в угол и потребовал, чтобы bellboy, коридорный, незамедлительно включил кондиционер. Начался индийский, знакомый с прошлых поездок, дурдом. Никогда бы не прилетел в июне, но такая дорожная карта, условия этого тура. Из коробки, похожей на советский ламповый радиоприемник, поступал теплый воздух. Аристов сказал коридорному, что кондиционер не работает, – на что получил ответ – «нет проблем, через 15 минут всё будет OK». Но через 15 минут не было никакого окея, а продолжал дуть самум. Коридорный покачал головой и ретировался. Через пару минут с ним пришли двое. Они попеременно прикладывали ладони к радиаторной решетке, бурно обсуждая между собой, как показалось Аристову, какие-то посторонние дела. Затем, поговорив, как показалось Аристову, уже по делу, и, обнадежив, что придет мистер Вишнанатан и все будет окей, вышли вместе с коридорным. Пришел мистер Вишнанатан, в черных ботинках, начищенных до блеска, и длинной рубашке навыпуск, обтягивающей покатый холм живота, с обязательной авторучкой в нагрудном кармане. Он подошел к кондиционеру, постучал по корпусу и приложил ладонь к решетке. Появились и двое, за ними коридорный, остановившись в дверях. Мистер Вишнанатан повернулся к ним, резко вскинул светлую ладонь темной руки и грозно рявкнул. Их сдуло, как ветром. Следом вышел мистер Вишнанатан, так ни разу и не глянув на Аристова. Время зависло в безнадежном пространстве комнаты. Аристов разделся до трусов и сел на кровать в раздумьях, ни на что не надеясь. Но в Индии всё возможно. И совсем скоро из кондиционера потянуло прохладным ветерком. Жизнь налаживалась. Прохлада гуляла по телу и щекотала подмышки. Аристов раскрыл рюкзак. Вытащил, завернутую в свитер, плоскую бутылку коньяка и колбасу в вакуумной упаковке. Хлеба не хотелось. Выпить, закусить, и спать. Завтра бесконечная дорога. Открыл пластиковую бутылку воды с продавленным боком. Сполоснул стакан, вылив воду на пол bathroom (а). Выпил, закусил липкими кружочками колбасы. Включил телевизор. Отыскал новости BBC на английском, и завалился на кровать. Под бесперебойную речь диктора и чехарду картинок легче будет заснуть. Нормальный английский, – когда закрываешь глаза, чтобы не видеть о чем там, и врубаешься о чем там. Но Аристов не смог сосредоточиться на теленовостях, в голове открылся авторский канал телевещания, и выключить его не было никаких сил. В беспорядочной нарезке лихорадочно крутились последние сутки. Ночное такси в аэропорт с блатняком из приемника; паспортный контроль, сонный пограничник, клюющий носом; ночное такси теперь из другого mental field, вызывающие рвотные позывы резкие повороты, торможения, горячий загазованный воздух, пробирающий до печенок; залы ожиданий, перелет в затяжной турбулентности, залы ожиданий, никак не удалось поспать в самолете, только-только глаза слипаются, и начинаешь уплывать молочными реками к кисельным берегам, как – хлоп тебе! – продергивает нервяк от лодыжки до корней волос, нет – не заснуть, тело и нервы потеряли гибкость, пластичность. Стал как старое сухое дерево. Ох и ах, но годы, годы! Эта правда жизни как-то, годик назад, щелкнула в ожидании ножницами, когда в парикмахерской Аристову предложили подстричь брови. Он наотрез отказался. Но время, время! Беспощадный Кронос, прожорливая Кали. Аристов открыл глаза, услышав родной язык. На экране, прогуливаясь по гранитной набережной, омбудсмен по правам человека отвечал на вопросы журналиста. Когда Аристов слышал это, плохо выговариваемое, слово, всегда хотелось пойти переобуться, с ложкой для задника. Аристов выпил еще, и пошел в bathroom. Душ шипел, сопел, но не работал. Наклонился над раковиной и почувствовал во рту солоноватый привкус. Кровь из носа. Этого еще не хватало. Глянул в зеркало, – да не так чтобы очень, ничего – пройдет. Лег на кровать, подбил подушку, запрокинул голову; и пролежал так до утра.
