Я уйду, Домиан. Заберу с собой свои мыслишки – и уйду.
Вонзить нож в сердце? Это слишком избито романтиками! Никогда я их не читал – и не собираюсь, пусть я и сам такой же дикарь! Их дикость слишком скована навязчивым желанием одичать! Бунтарство должно рвать цепи, а не совать мне под нос надкусанные шёлковые платки!
Яд – другое дело, Дом. Нет, ты послушай, Дом! Это всё опять проделки корчащихся романтиков – что выпить яду представляется уделом отвергнутой комедиантки! Яд даже звучит как мёд. Знойный, вяжущий! С кислинкой вишнёвого джема. Я выпью яду, Домиани Ревиаль! Решительно этот город ложится могильной плитой на мой треснувший череп, и он уже раздавил моё сердце…
– И чего же ты тянешь, как молокосос за сосцы?
– Я хочу ещё изучить пьезокристаллы. И сделать несколько опытов в моей лаборатории.
Что может быть самое ценное у человека? Знания! Пиршества опостылевают, от вина и ласки рано или поздно начинает тошнить. Что человек жадно глотает, не зная усталости и утоления? Знания.
Допустим, ты, Домиан Ревиаль, принадлежишь к ста умнейшим людям земного шара! В таком случае – ты окружён миллионом кретинов! Чем умнее ты сам – тем больше глупцов в мире! Чем богаче серой субстанцией твой костный ларец – тем сильнее сползает она на твои глаза, и оттого даже мир вокруг кажется всё более серым. Умные люди не могут быть счастливыми, Дом.
Но взгляни на всех этих глупцов, Дом! Многим им не хватает мозгов, чтобы осознать свою глупость! И это страшнее всего. Раз они не видят собственной глупости – они замечают в себе лишь исключительный ум. Их мир лёгок и прост! Как и их пустые черепушки! Но отдал бы я свои серые, тяжёлые оковы внутри черепа, режущие глаза и клонящие голову – за их примитивное счастье?
Никогда, Дом. Я часто признавался себе, что ни за какие богатства и красоты – не отдал бы я свою способность эти красоты разглядеть и это богатство оценить.
– Ха! Говорит богач и красавец! Пойдём–ка, выпьем по яду, Крис, и ты угомонишься на сегодня!
– Стой!
Граф резко становился. Взял за полу свой чёрный плащ и поднял её на вытянутой руке, вонзившись костяшкой пальца в плечо Домиана.
– Вот здесь я тебя и держу. На расстоянии вытянутого плаща.
– Ты в нём родился, чёрт!
– В нём же и сдохну, как подстреленная дикая псина, Дом! – заорал Родофиала, разбежавшись и запрыгнув на проезжавший мимо экипаж.
