— Чего разлегся, студент? — взбодрил
меня окриком рассерженный дед.
— Деда, да я час уже косой машу! Дай
полежать минут двадцать! — взмолился я, растянувшись на пряно
пахнущей копне скошенной несколько дней назад травы. С непривычки у
меня болело всё, каждая мышца гудела и ныла. Мой строгий дед, Иван
Никитович, поднял меня едва рассвело и потащил косить траву на нашу
делянку на раскинувшемся на многие квадратные километры заброшенном
поле. Нужно было скосить как можно больше, пока не навалилась
дневная жара, то есть у нас в запасе было часа два-три, не
больше.
— Плёвое дело, чего там косой
размахивать, — думал я вчера вечером, приехав в гости к маминым
родителям. К тому времени я уже пару лет занимался в универе
футболом, бегал кроссы и вообще считал себя крепким
парнем.
На практике оказалось, что за
неутомимым жилистым дедом я ни черта не поспеваю и моя
эффективность в качестве сенокосца оставляет желать
лучшего.
— Поднимайся, — строго повторил дед. —
Нельзя во время покоса и когда работают другие без дела лежать в
поле. Не то сеновик тебя приметит и всё, в деревне тебе жизни
больше не будет, в прямом смысле этого слова.
— Убьёт что ли? — рассмеялся я,
поднимаясь на ноги и снова взявшись за уже натёршую мне волдыри
косу.
— А ты не смейся. Они, сеновики, как
раз в наших курских краях и водились издревле. Полевики еще были,
но те сгинули, техника их разогнала, гербициды и прочие удобрения
им бытие отравили. Они и ушли, а сеновики остались, хоть и совсем
мало их стало. Злее только эта нечисть пошла, не дай бог лентяю
уснуть или хоть с полчасика полежать в поле или на лугах, когда
рядом с нерадивым работником люди вкалывают, — дед тоже бросил
работу и, опёршись на косу, разглагольствовал, прикурив «Приму» без
фильтра.
— А почём ты знаешь, что они остались?
Может быть, тоже с этими, как их, полевиками, удрали? — поддержал я
байку деда, обрадованный хотя бы коротким перерывом в изнурительной
работе. — И вообще, чем сеновики от полевиков отличаются? И то, и
другое ведь нечисть, которая в полях и лугах водится согласно
местным басням.
— Ну садись, расскажу, — дед опустился
на копну, отложил косу и достал из холщового рюкзачка термос с
чаем. — Во-первых, полевик только на больших полях и лугах водится,
и больше поозоровать склонен, разыграть, животный или человеческий
облик принять. Почти никогда не убивает, если только его не
вынудить преследованием. А сеновик, почитай, его младший злобный
братец, ему физический вред человеку нанести только в радость. Он
ни облик чей-то принять не может, ни поговорить ни с кем, только
шипит, как шелест травы на ветру. Редко когда вразумительное слово
выдаст. А по виду сеновик бывает как плотный, чёрный туман,
небольшой стог высохшей травы или в лучшем случае в виде набитого
соломой похожего на человека существа, хотя поговаривали и о
зверином виде. Сила в нём чудовищная. Вот в этом виде он самый
опасный, приходит по ночам к нарушителю его закона и всё,
амба.
