И снова выкатилось солнце, и осветило мой сумрачный лес. Боги, что же вы не радовали меня теплом той весной? Я озяб и устал за зиму, пробирал меня мороз сквозь густую шерсть. Другой такой зимы мне не пережить.
И бомжей тоже жалко, хотя пьяным холод не так страшен. Мерзкие они, эти бомжи, да и остальные люди не лучше. Злые и глупые. Вернее сказать, по глупости злые. Ох, погреться бы на солнышке! Глядишь, и настроение поднялось бы. Но вот и потеплело немного. Отряхнул я с копыт снежок и пошел по лесу, посмотреть, не случилось ли чего?
Ага, вот прошел старый бомжара по кличке Унитазыч. Опять с тачкой, а на тачке – унитаз, и еще, найденные на свалке, какие-то детали. И Николай вокруг него так и вертелся, помогал тачку везти. Значит, опять на рынок поехали. Загонят унитаз по дешевке и водки купят. Гуляй свалка! Унитазыч угощает. Меркурий вам в помощь!
А вот две бабки, Петровна и Манечка в мусоре копаются, мирно, с чувством собственного достоинства и не дерутся, отбросов на всех хватит. Даже мне на них смотреть приятно – спокойные и уверенные в завтрашнем дне.
А это что же, труп? Нет, пока еще шевелится. Просто напился в стельку, тут же и заснул, прямо на куче отбросов. Хорошо ему, уютно! Мусор всегда теплый, он гниет и выделяет тепло. Дальше мне идти нельзя: кусты кончаются и меня могут заметить. Впрочем, если и заметят, то все равно, глазам своим пьяным не поверят. Но лучше не рисковать. А то, однажды ночью. Унитазыч меня увидел при свете костра. Вставная челюсть у него так и вылетела, стоит, рот разинул, и со страху кричать не может и бежать, тоже не в силах. А я ласково ему улыбнулся, ручкой помахал и ушел. Он на том месте еще час простоял. Никак, бедняга опомниться не мог. А на следующее утро я подглядел, как старик Унитазыч Николая и бабкам рассказывал, что живого черта видел, и руками размахивал:
– Рожища – во! Бородища – во!
Мне даже обидно стало, ведь рожки у меня маленькие, как у козленочка, а бороды и вовсе нет. Да и ладно, все равно ему никто не поверил. Николай высказался:
– Надо меньше пить!
Уж кто бы говорил! Второго такого алкаша, как этот Николай, еще на свете не было! По-крайней мере за три тысячи лет, что я прожил, такого впервые вижу.
