Мои планы на вечер резко поменяли
очертания. Оплата остатка задолженности по машине теперь мне
казалась несущественной мелочью, не требующей суеты и срочности.
Ведь у меня была мысль собрать своих будущих преподавателей и
поговорить на тему возможного испытания до начала работы в
клиническом госпитале, да всё никак. Казалось, что это не скоро или
вообще этого не будет. Ан нет, будет. Да ещё и завтра утром.
Стоп, завтра с утра должна прийти
супруга Гартмана. Точнее — они оба должны прийти к восьми. Завтра
утром мне точно будет не до этого, поэтому я первым делом, пока не
забыл об этом напрочь, позвонил Иосифу Матвеевичу и перенёс их
визит на среду. В регистратуру позвонил, чтобы запись на завтра
отменили полностью. Корсакову сказал, чтобы сестра его жены
приходила в среду. Потом обзвонил своих адептов, ровно половина из
которых была в разы меня старше и объявил общий сбор. Посмотрел на
карту и определился с маршрутом, чтобы быстрее их всех собрать.
Через час мы в полном составе уже
сидели за столиком тихого уютного семейного кафе, расположенного на
приличном расстоянии от Невского проспекта. Народу здесь было
минимум, понедельник всё-таки. Мои коллеги постарше выглядели
слегка озадаченными такой новостью. Сальников и Юдин выглядели
спокойными, в глазах стоял вопрос: «Ну и что? А в чём
проблема?»
— А проблема, ребята, в том, — решил
я в первую очередь ответить на их немой вопрос, — что Захарьин меня
категорически на дух не переносит и будет ставить мне палки в
колёса, пока я не сломаюсь. Пока что мне удавалось ломать колёсами
его палки, но он в этот раз может подобрать палку покрепче, чтобы
сломать колесо.
— Хочешь сказать, что ты просто так
вот возьмёшь и сдашься? — с сомнением посмотрел на меня Юдин.
— С какого ляда я должен сдаваться?
— удивился я его вопросу.
— Ну вот и я о том, — начал
оправдываться Юдин. — Насколько я тебя знаю, ты всё равно буром
пропрёшь вперёд и добьёшся своего.
— Если бы дело касалось только меня,
я не стал бы вас сегодня здесь собирать, — сказал я и посмотрел в
глаза до сих пор не понимающим серьёзность ситуации Юдину и
Сальникову. Что это «ж-ж-ж» не просто так, уже поняли только
Панкратов и Рябошапкин. Жизненного опыта хватило, чтобы догадаться.
— Вопрос в том, что он может способствовать тому, что вас всех не
допустят до преподавания. Разрешат только мне одному и как хочешь,
так и греби. Вы же понимаете прекрасно, что это не в моих интересах
остаться в самый интересный момент одному.
