В первых рядах – свирепые взрослые особи; во вторых – отчаянные, держащие нос по ветру крысята. Смотрят из темноты, щетинят шкуры. Того и гляди, набросятся. Воздадут за разложенный яд, проконопаченные в полу и стенах дыры.
Еще вчера я замечал в доме мелькающие тени, чувствовал злые взгляды, слышал, как точатся зубы в надежде мне отомстить. А сегодня крысы рвутся в бой. Громоподобно бьют в барабаны, отдают приказ о наступлении.
Не успев толком проснуться, я сел и схватил кастрюлю. Алюминиевую кастрюлю с ложкой внутри, что держал на тумбочке возле кровати. Свет на крыс давно не действовал, другое дело – звук.
Надеясь, что животных отпугнет лязганье металла о металл, я заколотил по кастрюле ложкой. И, чем отчаяннее гремел посудой, тем быстрее приходил в себя. «Крысы не бьют в барабаны, – понял я. – В барабаны бьют люди».
Я замер и прислушался. Стучали в дверь на крыльце. Колотили что есть мочи.
Включил свет, нашарил ногами тапки. Стук прекратился.
Вышел в сени и открыл дверь.
На улице было темно, стрекотали сверчки.
– Эй, – крикнул я. Но никто не отозвался.
Я постоял на крыльце, вглядываясь в темноту, потом вернулся в дом и лег.
Это была первая из семи ночей – недели, лишившей меня покоя.
