По жизни встречаем мы много народа,
Все мимо шагают и только один
Подходит тебе, как глоток кислорода,
С которым, не страшно дожить до морщин.
Она лежала такая беззащитная, такая юная. Бирюзовый шёлк так шёл к её смуглой коже, так оттенял её, так украшал, так подчёркивал всю её прелесть, ещё не тронутую страшной, когтистой лапой смерти. Она словно заснула только что и вот – вот, вдруг вздрогнут и затрепещут тёмные, густые ресницы. Коралловые губы приоткроются, и сверкнёт перламутр зубов. Чуть оголенная, полная грудь сейчас задышит, заволнуется, и вся эта красота оживёт и, поднявшись, удивлённо спросит окружающих, – а по какому поводу это сборище незнакомых людей? Нет, не людей, а именно – мужчин. Неужели, это все по её душечку?
Розы лежали не кучкой, а как – то вразброс. По всей видимости, их бросили уже после того, как совершили это злодейство. Одна упала на стройное, будто выточенное их фарфора бедро. Видно шип уколол нежную, девичью кожу и струйка крови потекла по внутренней стороне, и от этого казалось, что это кровь невинной девственницы. Из под шёлка, выглядывала полоска бритых нижних губ, и это тоже было так трогательно; казалось, что это полоска кожи невинного ребёнка, так чисто и аккуратно было выбрито это место.
Следователь, уже далеко немолодой мужчина, повидавший немало на своём веку, даже вздрогнул от видения и поспешил прикрыть эту наготу, попавшимся под руку предметом. Им оказалось мужское, шикарное кашне. Вот и ещё одна улика на преступника – подумал он, хотя это может быть и предметом мужа. Ну да, ничего, разберёмся, что за волк тут был, в овечьей шкуре. Шампанское, розы и труп. Да, он видно не так прост, этот убийца, раз умеет расположить к себе таких кошечек, и он снова пристально взглянул на лежащую, на тахте диву.
Бесспорно, это действительно была – дива! Длинноногая, с безупречным педикюром. Красивые, ухоженные руки, с тонкими, длинными пальцами, унизанными золотыми кольцами. Волосы каскадом упали с тахты и лежали на полу, продолжением антрацитовой дорожки. Высокая грудь, под тонким шёлком, соблазнительна была на столько, что и уже, у не живой, хотелось прильнуть к ней и испить благодатный напиток, которым выкармливают самое дорогое, самое нежное и беззащитное на этой земле, детей.
