– Невеста! Невеста! Невеста! – хихикала свора сверстников, немногим младше или чуть старше меня, указывая пальцем на чёрные треугольники, обращённые вершиной вниз, начерченные на моём лице. Я с удивлением обнаружила среди толпы свою сестру, глаза которой горели тем же азартом насмешки, что и у прочих.
– Я слышала, что говорят, – важно заявила она, и её громкий голосок перекрыл дразнящийся гвалт толпы, – он придёт за своей невестой и сожрёт её!..
– Ты врёшь! – мой голос всё ещё был твёрд, но сомнение уже закралось внутрь оттого, что именно она, а некто другой произносит обидные слова, раня в самое сердце. Разве оно у нас не одно на двоих, бьётся в едином ритме и заставляет думать одинаково? Разве не чувствует она тот холодок, что сейчас легонько коснулся меня изнутри, заставив замереть от испуга?
– Я слышала, – упрямо повторила она и склонила голову влево и немного вперёд. Она всегда так делала, когда стояла на своём до самого последнего не уступая.
– Я слышала, как старая Иуния говорила об этом… Она пела о его невестах, сожранных им живьём так, что от них не оставалось ни следа!
По толпе пронёсся восхищённый шёпот, полный одновременно удивления и трепета, и тут же кто-то завёл:
– Сожрёт живьём! Сожрёт живьём!
Крик подхватили ещё несколько глоток, и сейчас этот крик множился, окружая меня плотным кольцом.
– Ты всё врёшь, старая Иуния выжила из ума!.. – но мои слова тонули в гвалте, они не были услышаны и терялись в ожесточённом повторении:
– Сожрёт живьём!
Я отступила назад, а затем, развернувшись, побежала прочь, слыша за собой топот десятка или полутора десятка детских пяток, отбивающих сплочённый ритм. А жадные глотки раззевались в крике или дразнящемся завывании, подгоняющем меня, заставляющем бежать ещё быстрее, не разбирая дороги, разбивая ступни о камни, встречающиеся на пути. Я забежала в дом, кинулась к ведру с водой, всегда стоявшем в углу, и принялась ополаскивать лицо, время от времени поглядывая в отполированный до блеска металлический круг, заменявший нам зеркало. Чёрные треугольники никуда не исчезали от простого умывания. Тёмные потоки краски сбегали вниз по лицу, но знаки лишь немного бледнели, всё ещё оставаясь на коже. Тогда я схватилась за скребок, которым мы обыкновенно тёрли тело, и принялась ожесточённо соскабливать ставшие ненавистными мне знаки со своего лица.
