Это ж как надо было накидаться-то?!
И, главное, чем?! Нет, важнее даже, зачем? На этот вопрос у меня
ответ был. Я даже удивился этому. Ну, сначала, хотя не сильно-то
удивился, потому что сил не осталось на удивление.
Получить повестку о мобилизации не
самое приятное известие, но прятаться или бежать я не собирался.
Время до явки в военкомат оставалось, и конечно же мне устроили
отвальную по полной программе. Никогда не думал, что у меня
оказывается столько друзей. Нет, может, кое-кто и пришёл ради
повода хорошенько погулять, и всё равно много…
Но почему я тогда помню и военкомат,
и медкомиссию, и сборный пункт. Всё как в тумане, только прямо в
память врезалась красная печать и широкая роспись военкома. Помню и
полигон, где нас начали натаскивать работе с БПЛА, и истошный крик
старшого «ХИМАРЬ!!!!» - а потом тьма и тишина…
Господи, твоя власть, что же со
мной?! Погиб? Пал смертью храбрых… Хотя не очень похоже, честно
говоря… Но плохо, плохо-то как…
Тут я перевалился на бок и меня
вырвало. Рвало долго, выворачивало всё нутро наизнанку. Словно
латная перчатка схватила внутренности, сжала в кулаки и рванула
вверх – к горлу, и наружу.
Тошнило какой-то дрянью. Чём-то
чёрно-серым, с какими-то комками, которые рвали горло. Как будто
крючьями рвало, ей-богу…
А ещё в голове против воли сами собой
появлялись слова, даже не слова, а напевы. Я не сразу понял, что
это. Не слишком-то я религиозный человек, хотя и крещёный. Это
молитвы. У меня под гудящей не хуже соборного колокола черепушкой
словно ещё кто-то поселился. И этот кто-то без остановки твердил
молитвы одну за другой.
«Отче наш иже еси на небесех…»,
«Иисусе сладчайший, души моея утешение…», «Царю Небесный,
Утешителю, Душе истины…», «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый
Безсмертный, помилуй нас».
В глазах начало проясняться, и я
понял, что лежу на кровати, укрытой медвежьей шкурой. Правда, шкура
та сильно свалялась, её покрывали поганые пятна. Рвало меня явно не
в первый раз.
Откатившись от свежего пятна,
уставился в полог кровати. Прямо как в музее. Расшито ещё так
красиво. Правда, разглядеть узор или картины, вышитые на пологе, не
вышло. Взор мой не настолько прояснился.
Одет я был в длинную, до пят, некогда
чистую, но сейчас покрытую пятнами пота и засохшими брызгами всё
той же рвоты рубаху. Похожа на женскую ночнушку, такая у мамы была,
точно помню. Меня ещё всегда выгоняли, когда она в неё
переодевалась перед сном. В однушке не особо от чужого глаза
укроешься.
